Устрица раскрылась - [4]
— Слушай, я ведь по делу к тебе зашёл. Ты мне пару дорожек МДМА в долг не насыплешь? Что-то опять вселенская тоска меня одолела.
— А может быть, тебе кристалликов метамфетамина дать? Свеженькие! Я недавно сварил.
Не дожидаясь ответа, суетливо хлопая себя по десятку карманов и кармашков на штанах на кожаном поясе, Влад, оглядываясь по сторонам, стал копошиться в каждом поочередно.
— Постой, кореш, не нужен мне «мет». Хотелось бы МДМА, — уточнил я на всякий случай.
— Да? А «меточ»-то получше будет! — вскинув белёсые брови, хмыкнул Влад. — Двенадцать часов торчать будешь, а с «димыча» четыре часа максимум, да и отходняки помягче будут.
Забавно было наблюдать за лицом хронически «ускоренного» Влада. Его мимика не поспевала за разогнанным стимуляторами мозгом и слегка запаздывала.
— Нет, спасибо, дружище. Мне как раз отходняки-то и нужны. Знаем мы ваши наркотики без отходняков. Глазом не успеешь моргнуть, как будешь торчать с утра до вечера. Ведь, если на «мете» торчишь, значит, будь готов попрощаться с мозгом, который очень быстро расплавится. А мне мой мозг, я надеюсь, ещё пригодится. Вот если ты меня «димычем» угостишь, я повтыкаю на море всю ночь, поулыбаюсь звёздам, послушаю в плеере музыку, а поутру выпью грамм двести рома и спать лягу. Завтра вечером мне нужно йогой заниматься, не хочу пропускать.
— Странный ты, Вась! Так ведь и поторчать вдоволь не успеешь и йогой, наверное, нелегко будет заниматься.
— Это ты, Влад, странный, а я нормальный. Просто не хочу торчать. На отходосах, разумеется, тяжелее йогой заниматься, но именно этого я и добиваюсь. Настоящие агхори-йоги даже бухают иногда, чтобы усложнить занятия. Так каждый лох-одуванчик может йогой заниматься, а ты попробуй на отходняках, да с похмелья… тут такая сила воли нужна! Вот её я и вырабатываю…
Полюбовавшись вытянувшимся от удивления лицом Тюленя, я миролюбиво пояснил:
— А если проще говорить, контраст мне нужен, слишком невыносимо счастливая жизнь сейчас у меня.
— Д-а-а, — протянул сочувственно Влад. — Мне-то казалось, я псих конченый, а оказывается, и тебе пора лечиться. Ну, скажи — почему различные психи и идиоты со всего мира летят сюда как мухи на говно? Здесь своих — пруд пруди… Ладно, иди в беседку, я тебе сейчас «димыча» принесу.
Плюхнувшись на матрас и обложившись поудобнее подушками, я почувствовал лёгкое подташнивание. Такое знакомое ощущение! Да и как его забудешь? Ещё ничего не принял, только представил. Мозг только настраивается, а память уже работает, ускоряет сердцебиение, разгоняя кровь по жилам, в предвкушении визита старого знакомого — «димыча». За то время, пока мы трепались с Тюленем, солнце благополучно исчезло в высокой дымке, застилавшей горизонт. Темнота плавно размазывала по небу голубые и розовые мазки редких тучек. Вдоль берега стали оживать многочисленные ресторанчики-шэки, покрытые пальмовыми листами. Официанты принялись расставлять столики и занимать свои позиции на тропе вдоль моря, надеясь сегодня отловить побольше клиентов. На столиках затрепетали огоньки свечей. Пальмы, словно рождественские елки, заморгали светлячками элетрогирлянд. Вскоре из-за отдельно стоящего здания кухни появляется Влад. Развинченной походочкой он торопливо направился ко мне, настороженно оглядываясь по сторонам.
— Держи, — произнёс он, протягивая зажатый в кулаке пакетик. — Тебе треть грамма хватит, чтобы завтра отходняками наесться?
— Спасибо тебе Влад, — я жму его руку, и пакетик перекочевывает в мою ладонь, — обязательно сочтёмся, когда на ноги встану.
— Да ладно, не за что. Кайфани сегодня ночью, а то ты и так в тюрьме долго от счастья воздерживался. Можешь прямо здесь в беседке дорожки на столике нарезать. Хочешь — спокойно зависай прямо здесь. До двух ночи у меня частенько сидят клиенты, которые никак не могут оторваться от халявного вай-фая. В десять музыку убавлю до минимума. — Тут он развёл руками. — Извини, но законы Индии никто не отменял. В десять я обязан её совсем выключить и погасить свет. На столах будут гореть свечки, так что залипай хоть до утра.
Высыпав на мраморный стол половину пакетика, я аккуратно перетёр розоватые кристаллы в белую пудру и сделал две довольно длинные дорожки.
— Присоединишься, Влад?
— Не-е, спасибо… «димыч» не буду. Если я его сейчас занюхаю, мне точно «кристаллмета» захочется. А если «кристалмет» с «димычем» смешаю, то мне бутирата захочется. А если я весь этот коктейль у себя в мозгу замешаю, то хрен у меня что сегодня ночью получится.
— Что, опять ночью «мет» варить собрался?
Занюхав за раз две длинные дорожки, я сморщил нос, чувствуя, как микрокристаллы, словно маленькие битые стекляшки нарезают сотни маленьких ран на моей слизистой и тут же тают, отдавая свою химическую магию моему мозгу.
— Нет, Вась, метамфетамина я на целый год наварил уже, — отозвался Тюлень. — У меня сейчас хобби есть — пытаюсь новый наркотик сделать, зря что ли я в Москве химический оканчивал? Бомба должна получиться. Ты вот когда в тюрьме сидел, заболел я одной сумасшедшей идеей и работаю над ней уже больше года, — хитро прищурив один глаз, сказал Влад и сел рядом на цветастый матрасик. — Хотя рано ещё об этом говорить… Ты мне лучше расскажи, Вась, как ты дальше жить собираешься? Неужели от драгбизнеса отойти решил?
В альтернативном мире общество поделено на два класса: темнокожих Крестов и белых нулей. Сеффи и Каллум дружат с детства – и вскоре их дружба перерастает в нечто большее. Вот только они позволить не могут позволить себе проявлять эти чувства. Сеффи – дочь высокопоставленного чиновника из властвующего класса Крестов. Каллум – парень из низшего класса нулей, бывших рабов. В мире, полном предубеждений, недоверия и классовой борьбы, их связь – запретна и рискованна. Особенно когда Каллума начинают подозревать в том, что он связан с Освободительным Ополчением, которое стремится свергнуть правящую верхушку…
Со всколыхнувшей благословенный Азиль, город под куполом, революции минул почти год. Люди постепенно привыкают к новому миру, в котором появляются трава и свежий воздух, а история героев пишется с чистого листа. Но все меняется, когда в последнем городе на земле оживает радиоаппаратура, молчавшая полвека, а маленькая Амелия Каро находит птицу там, где уже 200 лет никто не видел птиц. Порой надежда – не луч света, а худшая из кар. Продолжение «Азиля» – глубокого, но тревожного и неминуемо актуального романа Анны Семироль. Пронзительная социальная фантастика. «Одержизнь» – это постапокалипсис, роман-путешествие с элементами киберпанка и философская притча. Анна Семироль плетёт сюжет, как кружево, искусно превращая слова на бумаге в живую историю, которая впивается в сердце читателя, чтобы остаться там навсегда.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Реальности больше нет. Есть СПЕЙС – альфа и омега мира будущего. Достаточно надеть специальный шлем – и в твоей голове возникает виртуальная жизнь. Здесь ты можешь испытать любые эмоции: радость, восторг, счастье… Или страх. Боль. И даже смерть. Все эти чувства «выкачивают» из живых людей и продают на черном рынке СПЕЙСа богатеньким любителям острых ощущений. Тео даже не догадывался, что его мать Элла была одной из тех, кто начал борьбу с незаконным бизнесом «нефильтрованных эмоций». И теперь женщина в руках киберпреступников.
Извержение Йеллоустоунского вулкана не оставило живого места на Земле. Спаслись немногие. Часть людей в космосе, организовав космические города, и часть в пещерах Евразии. А незадолго до природного катаклизма мир был потрясен книгой писательницы Адимы «Спасителя не будет», в которой она рушит религиозные догмы и призывает людей взять ответственность за свою жизнь, а не надеяться на спасителя. Во время извержения вулкана Адима успевает попасть на корабль и подняться в космос. Чтобы выжить в новой среде, людям было необходимо отказаться от старых семейных традиций и религий.