Устные свидетельства жителей блокадного Ленинграда и их потомков - [48]

Вот. Ох уж мы там отъедались! Там же рыба! Вот. Сначала нас… да, к ней приехали. А потом нас поселили в самой деревне. Там это у них поселок был от рыбозавода там, а потом там деревня была — вот это Локсово. И там нам дали на горе, потому что вот сама Обь, она внизу, потом крутой-крутой берег высокий очень и там уже вот эта деревня. Тайга. И тайга уже тут. Такая глухая. Медведи заходили там иногда, да. Вот, в общем, дали нам такой дом пустой, ну там вот половицы все ходят, там и, в общем… но все равно обрадовались. Как же! Перетащились туда, наши стали сразу узнавать: там грибы есть? А грибов, говорят, много, но вы не уходите, иначе вы не вернетесь. Там тайга, заблудитесь. И вот только, говорит, ходите так, чтобы видно было все время дома, вдоль. Но столько грибов! Они грибы не собирали и не ели вообще, это не еда же. Вот рыба, утки там, вот они настреляют, уток наловят или пойдут там в тайгу зверюгу какую-нибудь убьют, ели. В общем, мы там сначала стали, значит, на грибах, потом… это, ягод насобирали, потом зима стала, нам, конечно, стало там очень холодно, потому что там щели. Полы вот так вот… Нас поселили к одной женщине там. У нее муж был на фронте, тетя Стеша, и ребятишек человек пять там было, ну вот, и нам дали самую большую комнату. Там называлось это залом. Значит, три окна так, три окна так. И вот мы с тетей Лелей, тетя Леля, Женька и мы, значит, трое… пять человек мы там жили. Ну замечательно. И, в общем, мама потом устроилась на работу бухгалтером там… вот. И, в общем, понемножку… у них там карточек не было, но были, значит, тоже нормы какие-то, которые выдавались просто по спискам. Вот у каждого продавца там лавочка была такая, хлеб давали, хлеб там… крупу иногда, наверное, давали, но то что… там грибы, ягоды… И потом мы — как вот они все время, они запасались на всю зиму кедровыми орехами. Ходили в тайгу, значит, вот там сшибали эти вот шишки, потом шелушили дома их, потом вот в бочку, нам дали такой бочонок. В русской печке на противне вот эти орехи очищенные, там они нажаренные уже такие. В бочку, в бочку — в общем, мы нашелушили целый бочонок. А там же какие жиры! Это же такое питание. Потому что маме сказали, что: не знаем, как дети, потому что нас сначала все боялись, а мы же дистрофики были, страшные такие, ну скелетики, старички маленькие. Ну вот. А маме сказали… врач там была, говорит, что вам зиму здесь не перезимовать. Ну вот. Ну мы почему-то перезимовали не только зиму, мы так, в общем-то, все поправились, там все нормально, и, в общем, мы там прожили… я там пошла во второй класс и третий, как-то так вот получилось, значит, я там… У тети Шуры там кончилось… потом, наверное, в 44-м году… в общем, конец 42-го, 43-й год мы там были. Потом где-то мы в следующую навигацию… в начале 42-го началась навигация, и мы поехали в Тобольск, и тетя Шура туда, значит, возвратилась уже с экспедиции, и мы. Вот. И… в общем-то, получилось, конечно, так: приехали к тете Шуре, а у нее комната, наверное, меньше нашей вот этой, вот моей этой. Комнатка, уж я не знаю, сколько моя, десять с половиной метров, но она кажется мне большая. (Смеется.) Ну вот. А там была… может, метров восемь. В общем, они с мамой вдвоем-то спали там, а ребетня вся на полу. Значит, вот мы… расстелет нам, и спали так. И там я в четвертом классе училась. Закончила я там четвертый класс. И в 45-м… тетя Шура даже раньше уехала, потому что, значит, там уже в 45-м, когда война кончилась… дядя Ваня он, значит, приехал. У них был дом, Иоановский монастырь на Карповке, тут вот, у них… там где сквер рядом с этим, у них рядом дом стоял. Вот. И там, значит, его разбомбило подчистую, и, он когда вернулся, их… они были еще в экспедиции здесь, в Тобольске, вернее, то он выхлопотал комнату на улице Грота. И значит, когда она вернулась уже с ребятами, то… уже там у них было куда приехать и все. И потом нужен был… — она-то с экспедиции, мама, правда, тоже работала, считалось, что она там в институте этом работает, но институт-то филиал там, он так и остался. Вот. А нам нужен был вызов. Ну вот, мама написала тете Кате письмо, что, значит, как бы без вызова, тем более, у нас дома не было, все у нас подчистую, у нас ни имущества, ничего, нас разбомбили, сгорел. Все. Нет ничего. Значит, к ней, что она согласна к себе пустить. И прописать. На таких условиях можно было вернуться. Ну она вот прислала нам. Вот. В общем, мы приехали к ней. Высадили нас на Сортировочной. Ну также пароходом этим (смеется) плыли до Тюмени. Потом надо было ждать поезда, и потом… мы вообще решали — там многие, даже институтские многие возвращались, потому что с экспедицией те, кто там работал постоянно, они там, естественно, оставались и работали, а те кто из Ленинграда приехал в экспедиции там не… в одно Локсово, там много было этих… ну и, в общем, так вот мы… и в разное время и добирались. В Тюмени-то, я помню, что мы даже где-то сняли квар… какую-то комнату тоже, в Тюмени самой, и жили: вещи были все на пристани как бы там, ну кто-то там охранял, а мы, значит, вот жили с ребятами, чтобы не ночевать под открытым небом в комнате. Мы жили. Потом вот поезд. Сказали, что вот нам билеты все — это как-то было гарантировано государством, что мы вот и туда ехали бесплатно, и кормили нас и обратно также. Вот. Что это было, в общем-то, достаточно хорошо организовано. Погрузились и поехали. Опять не в пассажирских, опять в этих теплушках с нарами там ехали, но уже радостные, потому что возвращались, возвращались. Так было, в общем, хорошо, конечно, настроение у всех было такое хорошее. А когда туда ехали, многие умирали. Не доезжали, снимали с поезда, значит, там где-то… В общем, там все было, конечно. Вот. А когда мы вернулись, значит, высадили нас на Сортировочной, до Обухова надо было еще идти там пешком, ну потихоньку, брат-то уже посильнее был, значит, это был 45-й год… Вот. Уже где-то… тоже август, наверное, в августе возвращались. В общем, уже считай так: 42-й, 43-й, 44-й, 45-й — три года мы в эвакуации пробыли. Вот. Ну и вот когда мы, значит, приехали там… ну вот комнатку они давали там, маленькую комнатку там мы… в комнатке этой устроились. Вот. Мама работать… пока не работала, в общем, это надо было найти. Она в институте работала-то она. Приехала, но уже из филиала, она могла сюда… а этот институт, значит, располагался он напротив Смольного собора… нет, рядом со Смольным собором, где там смольнинский, там институт иностранных языков тогда был. Я не знаю, как сейчас там что. Но тогда… и там же помещался вот этот институт, научно-исследовательский институт озерного и речного хозяйства. Многие даже приехали и даже там жили. Но так у нас вот мамина сестра разрешила там, но ей надо было каждый день из Обухово добираться вот туда. Но тогда уже трамваи ходили. На трамваях добиралась. С пересадками все и обратно. Иногда она даже ночевала там. Но, говорит, было страшно, потому что на столе она ночевала в бухгалтерии, а там крысы бегали. Вот. В общем, так вот. Потом стали хлопотать, чтобы, в общем, дали… эту комнатенку, ну это, в общем, получили на Чехова