Успокоение, Ltd - [18]

Капюшон мантии смыло с лица, и я увидел, что небольшие ожоги, полученные в спальне, теперь превратились в обширные пузырящиеся раны. Я догадался, что Лейла отправила нас в Малаккский пролив. Сейчас она тащила меня за руку к затененным участкам под днищами стоящих на якоре судов. Таких было множество, с опустошенными топливными цистернами и палубами, битком набитыми спасающимися людьми. Для светляков, окажись они на дне пролива на нашем месте, корабли, наверное, выглядели бы как тучи. Мы нашли укрытие под сенью нефтеналивного танкера. По иронии судьбы он был пришвартован прямо над затопленным прогулочным катером. Мы привалились спинами к искореженному корпусу яхты и сидели так некоторое время, не в силах пошевелиться из-за шока и изнеможения. Лишь когда сместившаяся тень вынудила нас изменить положение, я смог оценить степень повреждений Лейлы.

Ее тело было почти полностью обуглено. Сколько раз я предупреждал Лейлу не спать голой! Я как зачарованный смотрел на ужасную маску, бывшую некогда ее лицом, и на крошечные частички сгоревшей плоти, которые лениво поднимались с поверхности оголенной белой кости. Лейла всегда так кичилась своей безупречной внешностью, так одержима ею была. Поэтому-то она и обратилась в одного из нас несколько веков назад. Самым жутким кошмаром для нее было лишиться красоты. В морской воде моих слез не было видно, за что я был благодарен судьбе. Вымучив ободряющую улыбку, я обнял Лейлу за почти полностью скелетированные плечи. Дрожа в моих объятиях как осиновый лист, она приподняла обугленную руку и указала в сторону пляжа Пеная.

Там, в облаке взбаламученного ила, по дну брели полутрупы. Разумеется, они нас не заметили, прошли мимо, словно нас и не существовало вовсе. Единственной их целью сейчас был пенангский остров, последнее укрытие людей. Мы безучастно наблюдали за процессией, из-за истощения даже не в силах убраться с ее пути. Один мертвец прошел мимо так близко, что споткнулся о мою вытянутую ногу. Когда он плавно, будто в замедленном кино, стал падать, я потянулся к нему, чтобы подхватить. Не знаю, зачем я это сделал. Лейла поглядела на меня недоуменно, а я с таким же недоумением пожал плечами. Ее опаленные, растрескавшиеся губы растянулись в улыбке, да так сильно, что нижняя губа разорвалась надвое. Я притворился, что не заметил. Улыбнулся в ответ и прижал к себе еще крепче. Так мы и сидели неподвижно, наблюдая за шествием армии покойников, пока озаренный оранжевым океан не сменил цвет на синий, потом снова оранжевый, затем пурпурный и наконец на благословенный черный.

На берег мы вышли через несколько часов после заката, в самый разгар ожесточенного сражения. Теперь пришла моя очередь помогать Лейле. Хромающая и дрожащая, она повисла у меня на шее, и мы бросились сквозь батальное пекло, которым была охвачена вся береговая линия. В Джорджтауне мне удалось найти глубокое надежное убежище среди руин рухнувшего небоскреба «Комптар». Сейчас нам хватило и того, что укрытие было недоступным для светляков и дневного света. Лейла неподвижно лежала на спине, а от ожогов на ее теле то и дело поднимался пар, но все, что я мог сделать, это держать ее за обезображенные останки руки и тихо мурлыкать песенку из ее далекой, почти забытой юности.

Мы провели среди развалин семь дней. Лейла восстанавливалась медленно. Каждую ночь с наступлением темноты я выбирался наружу и рыскал по округе в поисках крови. В Пенанге уцелело еще довольно много людей, которые продолжали отважно сражаться со все новыми толпами полутрупов, выходящими из моря. Те дни выявили самых благородных среди людей и самых подлых среди нас.

Нет ничего ужаснее, чем видеть, как свой убивает своего. Жертва была меньше и слабее. Ее убил крупный мужчина, чтобы завладеть пойманным ею человеком, который, как мне показалось, к тому моменту уже едва дышал. Безумие. Ведь живых светляков в городе было еще в достатке. Зачем драться из-за конкретно этого? Безумие, не иначе. Столько людей сошли с ума. А мы чем лучше? За те семь ночей я стал свидетелем нескольких других случаев убийств, одному из которых не было вообще никакого разумного объяснения. Между собой сцепились двое мужчин примерно одинаковой комплекции; они кусались, рвали друг друга на куски, и каждый из них пытался вырвать противнику сердце. В тот момент мне казалось, что я буквально зрительно вижу вирус чистого безумия, охвативший моих собратьев, зловещую силу, которая сталкивает их вместе, словно садист-ребенок игрушечных солдатиков. Позже мне даже подумалось, что это было и не братоубийством вовсе, а взаимно оговоренным самоубийством.

В сведении счетов с жизнью для моего народа нет ничего необычного. Бессмертие неизменно порождает отчаяние. Раз в сто лет или около того до нас доходили истории о том, что кто-то «отправился на костер». Раньше лично я никогда не сталкивался с самосожжением. Но теперь стал свидетелем подобных сцен каждую ночь. Сколько раз, обливаясь слезами, я молча наблюдал за тем, как мои товарищи – красивые, сильные, почти неуязвимые! – добровольно входили в полыхающие здания. Мне также довелось увидеть и несколько актов «самоубийства полутрупами», когда мои друзья намеренно вонзали клыки в гнилую плоть ходячих мертвецов. Но как бы ни больно было слышать их предсмертные стенания, разносившиеся по ночам, самой душераздирающей для меня стала ночь, когда я повстречал Нгуена.