Успеть до Господа Бога - [31]

После кооператива Млынарский работал частным образом у себя в мастерской и готовил шкурки для государственных фирм; он нанял четырех работников, и финансовая сторона была в абсолютном порядке. Один из работников растягивал шкурки, другой вырезал, третий вычерчивал, четвертый завершал работу, а он, пан Збигнев, делал самую ответственную часть. Самое важное в скорняжном деле — это подобрать шкурки по рисунку.

Однако всю полноту жизни Млынарский ощутил во время войны. «Я мужчина незаметный, вес шестьдесят кило, рост метр шестьдесят три. Но я был значительно смелее тех, у кого рост метр восемьдесят». (А вот теперь подбирает шкурки.) «Разве можно к этому относиться серьезно? — спрашивает. — После тех-то дней — вычерчивать каракулевые шкурки?» Конечно, он прекрасно понимает доктора Эдельмана.

Значит, речь идет только о том, чтобы заслонить пламя.

Но Он, как было сказано, очень внимательно следит за всеми усилиями и умеет так ловко все повернуть, что ничто не поможет: когда берут кровь и видят, что это глимит, — сделать ничего нельзя. Почему именно глимит? Возможно, это была гематома в задней черепной ямке. Путала слова, не помнила самые простые рецепты, может, тогда забыла адрес, или как зажечь свет, или что-то еще… У нее было все — любящие родители, комната с дорогими игрушками, потом прекрасный аттестат, красивый жених, но однажды она приняла снотворное — и осталась после нее эта красивая комната салатно-белого цвета, где ее добрый американский отец ничего не разрешает переставлять и хочет, чтобы так все оставалось навсегда. Американский отец спрашивал Эдельмана, зачем она это сделала, но тот не мог ему объяснить, хотя это была Эльзуня, дочь Зигмунта, который сказал тогда: «Я не выживу, выживешь ты, запомни, в Замостье, в монастыре, мой ребенок…» Потом Зигмунт выстрелил в прожектор, они смогли перескочить через стену; Эльзуню Эдельман нашел сразу после войны, но не успел помочь ни Эльзуне, которая умирала в Нью-Йорке, ни этой, что умирала здесь…

Никогда, в сущности, не знаешь, кто кого обманул. Порой радуешься, что получилось, потому что все тщательно проверено и приготовлено, знаешь, что ничего плохого не должно произойти. Но Стефан, брат Марыси, гибнет, потому что его распирает радость; к хозяйке, где прячется Абраша Блюм, стучит дворник и говорит: «У вас живет еврей!» — запирает наружную дверь и идет звонить в гестапо (потом АК приговорила дворника к смерти, но Абраша выскочил через окно на крышу, сломал ногу и лежал, пока не приехало гестапо); человек умирает на операционном столе, потому что у него циркулярный инфаркт, который невозможно определить ни на коронарографии, ни на ЭКГ. Хорошо запоминаются такие случаи, и даже когда операция завершается успешно — ты все время ждешь.

Наступают долгие дни ожидания, потому что только теперь станет ясно, примет ли сердце сшитые куски вен, новые сосуды и лекарства. Потом постепенно успокаиваешься, уверенность растет… И когда напряжение и радость спадают — вот тогда, и только тогда ты осознаешь истинное соотношение: один к четыремстам тысячам.

1: 400000.

Просто смешно.

Но каждая жизнь для любого человека составляет сто процентов, значит, в этом есть определенный смысл.