Успех в жизни - [15]

Если мир видит, что я не уважаю сам себя и в то же время предъявляю притязания на хорошее мнение обо мне других людей, то они вправе отнестись ко мне, как к самозванцу, так как самоуважение покоится на тех же основаниях, как и уважение к другим.

Мир имеет право относиться ко мне согласно моей собственной оценке. Мы отпечатываем на себе нашу собственную оценку и не можем ожидать большую. Когда вас вводят в общество, люди смотрят вам в лицо и в глаза, желая видеть, как вы цените сами себя. Если они увидят низкую оценку, с какой стати они будут утруждать себя расследованием, не оценили ли вы себя слишком низко. Они знают, что вы достаточное время прожили с самим собой и должны знать вашу собственную цену лучше, чем они.

Обыкновенно бывает безопасно доверять тем, кто верит себе.

Великие битвы жизни ведутся в сердце, однако мир узнает, когда наша высшая натура гибнет или одерживает верх. Мир узнает, когда стыд и позор сбивают долой чистое знамя добродетели и мужества и поднимают здесь свой собственный флаг, — узнает потому, что мы на самих своих лицах и в осанке носим отпечаток наших поражений и побед. Каждая наша мысль, каждое лелеемое нами стремление, оставляют неизгладимые следы на всей нашей внешности. Что мы думаем, тем мы и делаемся. Рано или поздно мы уподобляемся пище нашего ума.

Все наши чувства, поступки, сношения, победы, поражения, оставляют неизгладимые отметки на окнах нашей души и таким образом опубликовывается перед всем миром. Все лицо надевает траур в случае утраты человеком самоуважения.

«Выдающейся чертой генерала Гранта была его чистота», говорит Чайлд. «Я никогда не слышал, чтобы он высказал нечистую мысль или сделал неприличный намек в какой бы то ни было форме. Я никогда не слышал, чтобы он говорил что-либо такое, чего нельзя было бы повторить в присутствии женщин».

Однажды в союзном лагере один офицер, пожелав рассказать какую-то историю, предварительно осведомился, нет ли дам. Генерал Грант, оторвавшись от бумаги, которую он читал, и пристально глядя офицеру в глаза, медленно и выразительно проговорил: «Нет, но здесь есть джентльмены».

В другом случае, участвуя в обеде американцев в одном иностранном городе, генерал Грант, когда разговор перешел к сомнительным темам, разом встал и сказал: «Господа, прошу меня извинить, удалюсь».

«Как каждая моя ошибка или безрассудство в моей прежней жизни являются для меня помехой», говорит Рескин, «так каждое совершенное мною добро, каждый проблеск справедливости в моем прошлом, находятся сейчас со мной и помогают мне в моей работе».

Сознание благородного прошлого дает нам уверенность и силу сегодня. Воспоминание о том добре, которое мы сделали, воодушевляет и ободряет нас к новым стремлениям в этом направлении.

Никогда не преследуйте ложь; оставляйте ее в покое и пускай она замирает сама собой.

«Я могу вырабатывать хорошую репутацию гораздо быстрее, чем кто-нибудь может портить ее при помощи лжи», сказал Бичер.

Когда президент Андрю Джаксон в первой речи в Вашингтоне упомянул, что он начал свою политическую карьеру в качестве ольдермена и прошел через все отрасли законодательной деятельности, один из слушателей прокричал: «из портных!» — «Какой-то джентльмен говорит, что я был портным», сказал президент: «это ни в малейшей степени не смущает меня, потому что когда я был портным, я пользовался репутацией добросовестного портного, всегда был аккуратен с моими заказчиками и всегда шил платье впору».

«Незапятнанное сердце не легко запугивается», сказал Шекспир.

«Одна добродетель поднимает нас выше надежд, страхов и случайностей», сказал Сенека.

Глава 16. Благовоспитанность

Вежливость уподобляли надутой воздухом подушке, которая хотя ничего не содержит в себе, удивительно смягчает ваши толчки.

Джордж Л. Кэрн.

Внешность и вежливость играют большую роль в определении нашего влияния и нашей репутации.

Неумение держать себя часто подрывает влияние честности, трудолюбия и величайшей энергии. Многие люди могли бы удвоить свое влияние и успех при помощи доброжелательной вежливости.

Наше добро бывает меньшим добром, когда оно неуклюже и грубо.

Бросьте собаке кость, сказал один проницательный наблюдатель, и собака убежит с нею без виляния хвостом. Позовите ту же собаку к себе, потреплите ее ласково по голове и дайте ей кость из рук, и собака начнет от благодарности размахивать хвостом. Итак, даже собака и та, очевидно, понимает и ценит хорошую манеру доброго дела. Те, кто свои добрые дела как бы швыряет, не должны ожидать, что их милости будут подхватываться с благородной улыбкой.

«Лучше отказать в просьбе, чем удовлетворить ее грубо», сказал Честерфильд. «Манеры — самое главное во всем».

Утонченная вежливость с избытком возмещает все природные недостатки. Самым очаровательным, лицом всегда бывает то, которое обладает наиболее привлекательным обращением, а не то, которое обладает наибольшей физической красотой.

Мирабо был одним из самых некрасивых людей во Франции; он, как говорили, имел «лицо тигра, изрытое оспой», но очаровательность его обращения была просто непреодолима.

Мадам де-Сталь отнюдь не красива, но она обладала тем неопределимым нечто, перед чем простая красота кажется заурядной и незначительной. Ее влияние над умами людей было так велико, что даже Наполеон побаивался ее и потому изгнал ее из Франции.