Успех - [70]
Ночь сияла электричеством — ночь была набрана курсивом. Когда трассирующие струи дождя рассекли воздух, мостовая показалась мне шипящей сковородкой. Что делают люди на улицах в такую пору? Или им слишком жарко и не спится? От сырости в воздухе повеяло сладким запахом гниющих фруктов из брошенной тележки. Я остановился и посмотрел вверх. Вверху я увидел звезды.
Кому она нужна, эта ванная, подумал я, зайдя в квартиру. Оказавшись у себя, щедро плеснул в стакан на сон грядущий — виски лучше любой зубной щетки, — разделся, влез в старую пижаму и быстренько забрался в постель. Еще одна сигарета, еще один прошедший день, контора, следующий месяц, будущее — о жизнь, о смерть. Я прополоскал горло остатками виски и погасил сигарету. Выключив свет, я уставился в потолок. Но зрелище потолка не навевало сна. Мысли бешено крутились в мозгу.
Потом я услышал. Звук был слишком по-человечески печален, слишком глубок, чтобы не отличить его от гудящей, каплющей за окном ночи. Я приподнялся и сел. Розовато-лиловый, задыхающийся младенец, безумная женщина в безвоздушном пространстве, груда смертельно навалившихся подушек.
— Урсула? — спросил я.
Все кончилось в одно мгновенье. Я просто спустил штаны. Помню только запах — пота, слез, жидкости. Ее холодные бедра были покрыты гусиной кожей, но внутри у нее все кипело. Ее надо было сдавить, стиснуть, склеить заново. Я боялся, что она может взорваться, прежде чем я успею что-нибудь сделать. Ее била безумная дрожь. Она так задыхалась, что я закрыл ей ладонью рот — удержать в ней это дыхание, не дать ему отлететь вместе с жизнью.
— Спокойно! — в ужасе произнес я.
Она лежала на постели, и я лег сверху. Все кончилось в одно мгновенье.
Надеюсь, я ничего не повредил.
— Он ненавидит меня, — сказала она потом.
Я немного отодвинулся.
— Он?
— Да.
— Из-за меня?
— Да.
— Так вот почему ты…
— Да. Кто-то должен за мной присматривать.
— А раньше?
— Это был либо ты, либо он.
— Почему?
— Но теперь это не имеет никакого значения, верно?
Я отвернулся. Мне был слышен свежий шум дождя, стекающего по слуховым окнам. Я подумал, сколько времени еще пройдет, прежде чем она вернется к себе.
II
Ты еще не на дне. Ты можешь пасть гораздо глубже.
Грегори
Что случилось?
Что случилось? Должно быть, я пробыл на улице по меньшей мере час, прежде чем понял, что я на улице, прежде чем понял, что я вообще где-то, прежде чем горячий туман страдания рассеялся перед моими глазами. Я ринулся в ночь «подобно буре». Неожиданно я очутился на улицах, и неожиданно улицы оказались темными, пустынными и холодными. Кругом не было ни звука, ни единого звука, кроме шума сухо проблескивающих вдали машин и легкого потрескивания воздуха, будто игла проигрывателя попала на бороздку между треками. И где я? Я стоял на вершине насыпи за низким темным железнодорожным мостом. На другой стороне улицы слабо светился вход в заброшенную станцию метро; рядом была дверь в лавочку водителя-инструктора, в окне которой неоново пульсировало претенциозное розовое «L». Через блочную стену, ограждавшую мостовую, мне была видна большая площадка, на которой не осталось ничего живого, похожая на оцепленную воронку от бомбы: глубокие шрамы покрывали лицо земли, громоздились кучи песка, дымились канавы. Огромные краны с поднятыми стрелами маячили вокруг. Что случилось?
Дальше по дороге тянулись ряды домов, тесно сгрудившихся в тени (казалось, они выросли как из-под земли в собственных палисадах). По штукатурке, имитирующей кирпичную кладку, и по нелепым кричаще-ярким оконным рамам я догадался, что нахожусь в преддверии ада — квартале для чернокожих между Лэдброук-гроув и Килберном. Неравномерно расставленные по улице машины были такой невероятно устрашающей раскраски, что ездить в них решились бы только черномазые. Но черномазые спали. Я не испытывал страха — да и перед чем, собственно говоря? Свобода, подумал я, чувствуя себя куда более в здравом уме, чем все последнее время, — куда более здравомыслящим, чем там, в той комнате, лежа как на иголках, с натянутыми до предела нервами. В какой стороне теперь мой дом? Я стал спускаться по холму, двигаясь в сторону темного моста.
Тут я заметил их — двух мужчин, стоявших сразу за виадуком. После мгновенного колебания (перейти на другую сторону? Нет) я продолжал идти в прежнем направлении. Показалась третья фигура, перебравшаяся через изгородь стройплощадки. Желтые уличные фонари мигали. Так вот, значит, оно? Виднеясь сквозь густые тени туннеля, они казались странно спокойными в желтом свечении. Двое из них стояли, прислонившись к ребристой поверхности блочной стены; третий, молодой парень в старом мужском пальто, в упор глядел на меня. Я вошел в туннель (только не останавливаться), воспользовавшись темнотой чтобы замедлить шаг. Я остановился. Мне как поволокой перехватило горло, когда две прислонившиеся фигуры выпрямились и встали рядом со своим приятелем. Наверное, я мог бы убежать от них, но я не мог их обогнуть — этих коротконогих ублюдков — да и куда бежать? Назад? Чтобы потом начать все сначала? Я дошел до того места, где тень обрывалась, и оказался в десяти ярдах от ожидавшей меня троицы. И снова остановился. Я услышал плеск воды, неожиданный, как журчание лесного ручья. Мужчины были тощие, грязные, патлатые; при взгляде на них возникало ощущение, что они где-то вне всего, их натренированные уличной жизнью нервы были как веревки. Никто не двинулся. Все звуки смолкли.
Новый роман корифея английской литературы Мартина Эмиса в Великобритании назвали «лучшей книгой за 25 лет от одного из великих английских писателей». «Кафкианская комедия про Холокост», как определил один из британских критиков, разворачивает абсурдистское полотно нацистских будней. Страшный концлагерный быт перемешан с великосветскими вечеринками, офицеры вовлекают в свои интриги заключенных, любовные похождения переплетаются с детективными коллизиями. Кромешный ужас переложен шутками и сердечным томлением.
Этот роман мог называться «Миллениум» или «Смерть любви», «Стрела времени» или «Ее предначертанье — быть убитой». Но называется он «Лондонские поля». Это роман-балет, главные партии в котором исполняют роковая женщина и двое ее потенциальных убийц — мелкий мошенник, фанатично стремящийся стать чемпионом по игре в дартс, и безвольный аристократ, крошка-сын которого сравним по разрушительному потенциалу с оружием массового поражения. За их трагикомическими эскападами наблюдает писатель-неудачник, собирающий материал для нового романа…Впервые на русском.
«Беременная вдова» — так назвал свой новый роман британский писатель Мартин Эмис. Образ он позаимствовал у Герцена, сказавшего, что «отходящий мир оставляет не наследника, а беременную вдову». Но если Герцен имел в виду социальную революцию, то Эмис — революцию сексуальную, которая драматически отразилась на его собственной судьбе и которой он теперь предъявляет весьма суровый счет. Так, в канву повествования вплетается и трагическая история его сестры (в книге она носит имя Вайолет), ставшей одной из многочисленных жертв бурных 60 — 70-х.Главный герой книги студент Кит Ниринг — проекция Эмиса в романе — проводит каникулы в компании юных друзей и подруг в итальянском замке, а четыре десятилетия спустя он вспоминает события того лета 70-го, размышляет о полученной тогда и искалечившей его на многие годы сексуальной травме и только теперь начинает по-настоящему понимать, что же произошло в замке.
Знаменитый автор «Денег» и «Успеха», «Лондонских полей» и «Стрелы времени» снова вступает на набоковскую территорию: «Информация» — это комедия ошибок, скрещенная с трагедией мстителя; это, по мнению критиков, лучший роман о литературной зависти после «Бледного огня».Писатель-неудачник Ричард Талл мучительно завидует своему давнему приятелю Гвину Барри, чей роман «Амелиор» вдруг протаранил списки бестселлеров и превратил имя Гвина в международный бренд. По мере того как «Амелиор» завоевывает все новые рынки, а Гвин — почет и славу, зависть Ричарда переплавляется в качественно иное чувство.
Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение — снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца… пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
Чего только я не насмотрелась: один шагнул вниз с небоскреба, другого завалили отбросами на свалке, третий истек кровью, четвертый сам себя взорвал. На моих глазах всплывали утопленники, болтались в петле удавленники, корчились в предсмертной агонии отравленные. Я видела искромсанное тельце годовалого ребенка. Видела мертвых старух, изнасилованных бандой подонков. Видела трупы, вместо которых фотографируешь кучу кишащих червей. Но больше других мне в память врезалось тело Дженнифер Рокуэлл…
Роман охватывает четвертьвековой (1990-2015) формат бытия репатрианта из России на святой обетованной земле и прослеживает тернистый путь его интеграции в израильское общество.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.
Какие бы великие или маленькие дела не планировал в своей жизни человек, какие бы свершения ни осуществлял под действием желаний или долгов, в конечном итоге он рано или поздно обнаруживает как легко и просто корректирует ВСЁ неумолимое ВРЕМЯ. Оно, как одно из основных понятий философии и физики, является мерой длительности существования всего живого на земле и неживого тоже. Его необратимое течение, только в одном направлении, из прошлого, через настоящее в будущее, бывает таким медленным, когда ты в ожидании каких-то событий, или наоборот стремительно текущим, когда твой день спрессован делами и каждая секунда на счету.
Коллектив газеты, обречённой на закрытие, получает предложение – переехать в неведомый город, расположенный на севере, в кратере, чтобы продолжать работу там. Очень скоро журналисты понимают, что обрели значительно больше, чем ожидали – они получили возможность уйти. От мёртвых смыслов. От привычных действий. От навязанной и ненастоящей жизни. Потому что наступает осень, и звёздный свет серебрист, и кто-то должен развести костёр в заброшенном маяке… Нет однозначных ответов, но выход есть для каждого. Неслучайно жанр книги определен как «повесть для тех, кто совершает путь».
Секреты успеха и выживания сегодня такие же, как две с половиной тысячи лет назад.Китай. 482 год до нашей эры. Шел к концу период «Весны и Осени» – время кровавых междоусобиц, заговоров и ожесточенной борьбы за власть. Князь Гоу Жиан провел в плену три года и вернулся домой с жаждой мщения. Вскоре план его изощренной мести начал воплощаться весьма необычным способом…2004 год. Российский бизнесмен Данил Залесный отправляется в Китай для заключения важной сделки. Однако все пошло не так, как планировалось. Переговоры раз за разом срываются, что приводит Данила к смутным догадкам о внутреннем заговоре.