Условный разум - [34]

Шухарт промолчал. Разговаривать с ним все равно никто не хотел. Его отвели в обезьянник и оставили там до утра. Он не сомневался, что утром его выпустят. Подумаешь, «белый обруч». Мало ли откуда он у него оказался? Нашел на улице. Вот он и поднял. Зачем такой красивой вещице валяться на улице? А потом забыл. Дела серьезные у него скопились. Не до ерунды было. Почему, спрашивается, он должен оправдываться? Пусть, жабы, докажут, что он его из Зоны вынес.

Ночь на нарах

Шухарт долго не мог заснуть. Никогда прежде он не думал так много о своей судьбе. До сих пор он всегда поступал так, как считал правильным. Хорошо получалось или плохо, был прав или нет — это не имело значения. Он привык отвечать за свои ошибки. Когда заслуживал нагоняя, получал по полной программе. И никогда не жаловался при этом. Ему даже нравилось страдать по собственной вине. Он предпочитал учиться на своих ошибках. Встречались на его пути навязчивые «учителя», которые рассказывали, как правильно надлежит жить. Шухарт обычно пропускал их нравоучения мимо ушей. Не встречал он людей, которые бы искренне желали ему счастья. Не довелось. Попадались достойные кандидаты в «добряки», и они часто говорили правильные вещи. Но Шухарт знал, что они заняты только собой и своими интересами.

Вот, например, капитан Кватерблад. Он же искренне считает, что всем желает добра и борется за безопасность всего человечества. Трудно не согласиться с ним, что нельзя допустить, чтобы грязное дерьмо из Зоны: чужие предметы неясного предназначения беспрепятственно распространялось по планете. Что тут возразишь? А потом оказывается, что кому-то все-таки можно ковыряться с «пустышками», или изучать «газированную глину» и «ведьмин пудинг», потому что у них есть разрешение от начальников, которые решили, что они цари небесные, и имеют законное право распоряжаться всей этой дрянью из Зоны. И капитан Кватерблад из штанов выпрыгивает, чтобы обеспечить им такую возможность. А это означает, что оказаться с ним в одной команде позорно.

Шухарт с ужасом понял, что все эти размышления ни на шаг не приближают его к решению главного вопроса, на который он должен дать ответ как можно скорее: что делать лично ему? Как поступить, когда жабы возьмут его за горло по-настоящему?

А потом думать ему надоело. Шухарт решил, что до сих пор поступал правильно, и впредь нужно вести себя именно так. Заботы и тревоги других людей не должны его волновать. Всю жизнь свою он старался думать только о себе. И это удавалось легко и без напряжения, потому что никто его проблемами не интересовался, а он отвечал взаимностью попадавшимся на его пути людям. У него нет ни малейшей причины, быть добреньким к другим. А это означает, что все, что он будет делать впредь, должно приносить выгоду только ему. Отныне он ничего не будет делать по приказу. Он и раньше не любил начальников, которые считали, что могут отдавать ему обязательные к исполнению приказы. Теперь тем более — отныне любая работа исключительно за деньги. И только тогда, когда они ему действительно понадобятся.

Шухарт дал себе крепкое слово впредь не поддаваться уговорам и поступать, как положено законченному эгоисту. И так ему стало хорошо и спокойно, что он повернулся на бок и моментально заснул.

Утром Шухарта разбудил сержант Луммер. Он был не в духе. Его некрасивое толстое лицо, перекошенное злобой, выглядело еще отвратительнее, чем вчера во время задержания. Не трудно было сообразить, что его так расстроило. Он пришел, чтобы выпустить на свободу своего узника.

— Пожрать принес, сержант? — спросил Шухарт с издевкой.

— Дома пожрешь, — неохотно пробурчал Луммер. — Отпускаем мы тебя.

— А вот это правильно. Я пойду? Или отведешь меня к капитану Кватербладу? Он наверняка захочет принести мне извинения.

— Смотри, сталкер, а вдруг капитан передумает? Он у нас принципиальный. Отведет тебя к судье, а по твоей статье меньше трех лет не дают. В лагеря отправят, вот там и будешь язвить, сколько захочешь. Если слушателей найдешь. Вот там будешь жрать по расписанию.

— Не боишься, что я тебя запомню, сержант Луммер?

— Запоминай на здоровье. Я тебе «белое кольцо» в карман не подбрасывал. Вины перед тобой не чувствую. А ты, Рыжий, парень честный, не будешь мстить человеку, который тебе зла не сделал.

— А вдруг я доброту свою продам за сотню монет?

— Никто тебе за такую мелкую сошку, как я, сотню монет не предложит. И не наговаривай на себя, таких как ты, жизнь не меняет. Стержень у вас есть, хотя частенько ржавый, — сказал Луммер и заржал над своей шуткой. Понравилась она ему.

Потом достал наручники. Внимательно посмотрел на Шухарта и убрал их обратно.

— Так дойдем, — сказал он примирительно.

Капитан Кватерблад был не один. У стены стояли два жутких мордоворота в одинаковых темных костюмах. Каждый на две головы выше Шухарта, с кулаками, живо напоминающими о бренности существования. Конечно, можно было представить себе драку с ними, но это было бы очень короткое и печальное кино. Зачем они здесь? Из ФБР, что ли? Раньше таких здоровенных парней Шухарт в полиции не видел.

— Здравствуйте, капитан! Я вам не помешал? У вас, смотрю, важная встреча. Так я в следующий четверг зайду.