Услады Божьей ради - [116]

От Юбера дедушка мысленно переходил к кончине дяди Анатоля, к кончине тети Ивонны, к гибели моей прабабушки, упавшей с лошади на перекрестке Зеленых Деревьев, к гибели прабабушки моей прабабушки, которой отрубили голову на гильотине. Поистине, мы только и делали, что умирали. В семье все кончали тем, что умирали. Но никто никогда никого не забывал. Вот эта-то удивительная память, коллективная и мистическая, и формировала род, фамилию, замок. И именно эту цепь, натянутую поперек хода времени, нашего вечного противника, хотел сохранить мой дед.

А цепь обрывалась.

На протяжении пятидесяти или шестидесяти лет, в том числе через посредничество Альбера Реми-Мишо, возникали предложения купить у нас Плесси-ле-Водрёй. Один за другим некий великий русский князь, затем Василий Захаров, герцог Вестминстерский, в ту пору, когда он собирался жениться на мадемуазель Шанель, Чарли Чаплин, некий греческий судовладелец предлагали нам постоянно растущие — во всяком случае, номинально — суммы в обмен на наш дом. Мы даже не отвечали, а если и отвечали, если и не руганью, то, во всяком случае, в обидных, сухих, резких выражениях, почти оскорбительных для людей, которые в конечном счете, может быть, несколько неуклюже — хотя трудно себе представить, что герцог Вестминстерский или великий князь Владимир не умели жить, — скорее оказывали нам честь. «А наша фамилия? — ворчал дед. — Может, они хотят заодно купить и фамилию нашу?» Теперь же предложения о покупке исходили не от великого князя, не даже от актера или крупного судовладельца. Теперь они исходили от скупающей недвижимость компании с американским капиталом и совершенно диким сокращенным названием, что-то вроде К.О.П.А.Д.И.К. или Ф.О.Р.А.Т.Р.А.К. Надо было видеть, с каким презрением и гневом выплевывал эти слова мой дед. Лет десять или пятнадцать спустя эта же компания установила контакт с такими крупными фирмами, как Общество морских купаний и Средиземноморский клуб. Они хотели получить замок со всеми окружающими его землями и со всеми деревьями, чтобы построить отель в стиле роскошного постоялого двора или сельского развлекательного центра, где клиенты занимались бы конным спортом, играли бы в теннис или гольф, купались бы в бассейне, который чересчур элегантные господа, вылезавшие из белых «мерседесов», предполагали разместить сразу позади каменного стола. На это время мы отвели деда в комнату, чтобы спасти его от апоплексического удара. Пьер, бледный от волнения, вел переговоры с советниками и экспертами, менявшимися каждую неделю и представлявшими филиалы и холдинги со взаимозаменяющимися пышными названиями, элементы которых встраивались друг в друга, чтобы эпатировать клиентов и сбивать с толку налоговую службу. Они жонглировали названиями массовых развлечений, аэропортов и шоссейных дорог, бравших начало у них в устах подобно тем алмазным рекам, что выходили из уст принцесс в персидских легендах. От перечислений миллионных сумм Пьер становился задумчивым, а Вероника с Бернаром подпрыгивали от возбуждения. Но нет, это было невозможно. Уже и теперь мы не чувствовали себя в одиночестве, когда попивали кофе за каменным столом. Нас окружали тени, но не тех из нашей семьи, что ушли в мир иной, а привидения чужаков, возникавших из будущего. Замок был еще наш, а уже толпа незнакомых игроков в гольф в фуражках и довольно вульгарных теннисистов бесцеремонно расталкивала нас. Мы все колебались, упирались. А те чувствовали ситуацию. Миллионов становилось больше. Увеличение цены подталкивало нас к решению, но, разумеется, противоположному. «Разве честные люди могут сегодня предлагать одну цену, а завтра вдвое больше только потому, что с первой мы не согласились?» — говорил с гневом дедушка. Он умолкал на минуту, делая вид, что размышляет. Ему представлялись отвратительные картины, подобные искушению святого Антония, только несколько иного рода: люди в плавках или в брюках на подтяжках, солнечные ванны, аккордеоны… Тут дед взрывался: «Они будут способны играть в шары перед часовней, распивая отвратительные напитки, привезенные из Америки». Невозможно. Мы говорили «Нет». К удивлению покупателей, которые шли даже на то, чтобы еще какое-то время мы оставались на месте, организуя отдых в качестве массовиков-затейников.

Победа! Мы оставались на месте. Молния вызвала пожар, и часть леса сгорела. Мы потеряли еще сотни тысяч, а может, и миллион франков. Мы брали деньги под залог и в долг. Теперь мы уж точно знали, что беда неминуема. Мы могли даже примерно подсчитать момент, довольно близкий, когда у нас не хватит денег ни на жалованье Жюлю, ни на налоги, ни на то, чтобы оплачивать электричество и телефон, установленный дедушкой в начале XX века, установленный по легкомыслию, как он теперь считал, раскаиваясь в содеянном. Анна-Мария присылала деньги, полученные за фильм, где она появлялась в купальнике и в ночной рубашке, о чем мы, естественно, не говорили деду. Тетя Габриэль и Пьер выскребли все из ящиков семейства Реми-Мишо, чье огромное богатство когда-то так возмущало дедушку. Но все это было каплями в потоке, уносившем и нас, и замок вместе с нами. Филипп, всегда несколько экзальтированный и любивший производить эффект, приехал в одно прекрасное утро, когда мы сидели за столом и пили утренний кофе, — к счастью, дедушке всегда приносили ранний завтрак в его спальню, но зато все остальные из-за нехватки прислуги спустились в столовую, — и бросил на стол, рядом с тартинками, свернутую газету, где сообщалось, что в Нормандии семейство Сент-Эверт взорвало динамитом свой замок времен Генриха IV, чересчур перестроенный около 1880 года баснословно богатой старушкой, урожденной Руфью Израэль, и имевший довольно противный вид. «Прекрасно отделались», — проговорил Пьер, не отрывая глаз от чашки. Но в голове Филиппа, быстро загоравшегося по любому поводу, мысль продолжала работать. Ему не казалась ужасной идея катастрофы, которая положила бы конец эпохе и режиму, брошенному генералом на произвол судьбы. Генерал — в своем имении Коломбе, социалисты — у власти, а Плесси-ле-Водрёй в пламени пожара — такой набор бедствий нравился Филиппу. Разве такие сумерки богов в нашем узком масштабе были бы не лучше, чем уйти на цыпочках, оставив Жюлю под ковриком ключи для будущих хозяев в цветастых рубашках и с модными идеями в голове? Клод поднял бровь, пожал плечами: поистине, Филипп оставался верен себе.