Ушли клоуны, пришли слезы… - [170]

— Какой номер телефона? Скажи нам! Какой номер телефона?

42

— Фрау Десмонд! — У ее кровати стоял мужчина.

— Да? — Она по-прежнему была в наручниках и с завязанными глазами.

— Сейчас мы вас отправим.

— Вы отпустите меня?

— Да. — От него пахло крепким мужским одеколоном.

— Каким же это образом? — удивилась она. — Вы же сказали, что потребуется оценка материалов специалистами.

— Мы ее получили.

— Какой сегодня день?

— Среда.

— А какое число?

— Восьмое октября.

— Восьмое октября? Утром восьмого вы привезли меня сюда. Сейчас что, день или вечер?

— Поздний вечер… Но перед отправкой мы должны сделать вам один укол. Поди сюда! — Послышались шаги, они все ближе, ближе — и Норма не на шутку испугалась. — Это не больно… — проговорил надушенный мужчина. — Времени у нас в обрез… Ну, давай!

Чьи-то руки ощупали ее, нашли молнию на юбке, расстегнули ее, сняли юбку, а потом и трусики.

— На живот, на живот лягте! — Она откатилась чуть в сторону и уткнулась лицом в подушку.

Кто-то дрожащей рукой протирал ей кожу на ягодице влажной ватой. И вот она ощутила укол.

— Все, проехали. Вы храбрая дама!

Она вдруг почувствовала жар во всем теле.

— Вам жарко, да?

Норма кивнула.

— Хорошо, значит, подействовало. — И, обратившись к делавшему укол, повысил голос: — Сматываемся! Все! Передай остальным! Мы с тобой последними. Через пять минут она уснет.

Я усну, подумала Норма, а тело ее будто свинцом наливалось.

— Будьте здоровы, мадам. И извините нас за несколько сомнительное обращение с вами. Другого выхода у нас не было.

«Сомнительное обращение». «Другого выхода у нас не было». Что они сейчас со мной сделают? Куда меня…

43

Ей снилось, будто они с Барски едут по автобану. Ночь, небо звездное, бездонное, очень тепло. Встречный ветер ласкает лицо.

Почему это я лежу здесь? — подумала она. — Я ведь в машине.

Почему я лежу, а не сижу рядом с ним! Открыв глаза, убедилась, что действительно лежит на заднем сиденье «вольво». За рулем — Барски. Сначала она смутно различала только его размытый силуэт; пока зрение полностью вернулось к ней, прошло некоторое время. Она немного приподнялась. И действительно — они едут по автобану. Вот навстречу им попалась легковая машина с зажженными фарами и подфарниками. От яркого света она ощутила резь в глазах. А потом мимо них стали проноситься одна машина за другой.

— Ян, — произнесла она, и сама удивилась, до чего у нее охрип голос. Прокашлялась.

— Да, — сказал он. — Да, любимая. Проснулась наконец?

— Н-да. — Она села, откинулась на спинку сиденья. И подумала: от меня воняет. Стыд-то какой! Я там у них провоняла насквозь. Сев вполоборота, Барски протянул ей руку. — Ян… — прошептала она. — Ян…

— Хорошая ты моя! Красавица ты моя! — проговорил Барски. — Я тебя люблю.

— Ян… — взглянув через его плечо, с испугом увидела на спидометре цифру двести двадцать. — Куда ты так гонишь? Не дури!

— Это Сондерсен такую скорость задает.

— Сондерсен? А где он?

— Перед нами… Видишь красный фонарь? Нет?

Ей пришлось сузить глаза.

— Да, теперь вижу.

— За нами идет машина «скорой помощи» и последним — твой «гольф». В нем Эли.

— Эли тоже здесь?

— Да, любимая.

— Где мы?

— Между Бременом и Гамбургом. Ближе к Гамбургу.

— Почему, Ян?

— Нам позвонил тот человек.

— Какой? Ах да, этот. Да, но постой… Он как будто собирался куда-то скрыться?

— Он и скрылся. В другую страну. Теперь его не достанешь.

— В другую страну?

— Сондерсен говорит, что да. Он звонил из-за границы.

— Когда?

— Два часа назад. В институт. Все опять собрались в моем кабинете.

— Все в твоем кабинете… — прошептала она. — Ян… мы свободны?

— Свободны, любимая моя. Все позади. Тот тип позвонил и сказал, что твой «гольф» на стоянке автобана у Бремена, неподалеку от выезда на Ойтен. И чтобы я приехал за тобой. Нам ничего больше не угрожает. Все позади. Сондерсен с его людьми нам вообще-то не был так уж нужен. Но они сами вызвались помочь. И Эли тоже. Мы нашли «гольф»… и тебя в нем! А теперь мы едем домой.

— Домой… — повторила она и подумала, какое это замечательное слово. Самое замечательное из всех. «Домой». — Который час?

— Почти полночь.

— А день какой?

— Среда, восьмое октября. Скоро наступит четверг.

— Скоро наступит четверг, — снова повторила она. — Какой ты замечательный, Ян. По первому слову бросаешь все дела и едешь выручать меня! А от него пахло одеколоном. — Норма до сих пор не вполне овладела собой.

— От кого?

— Ну, который звонил по телефону… с измененным голосом. Я его так и не увидела. Глаза они мне завязали, а на руки…

Норма уставилась на свои руки. Конечно, никаких наручников.

— Они все время держали меня в бункере в наручниках… Я думаю, это был бункер… Знаешь, один из тех, что остались с военных времен… Подземный бункер… Где-то в лесу… Далеко отсюда… О Ян, как омерзительно там было…

— Не надо, — сказал он. — Не думай сейчас об этом. Все позади. Все хорошо.

— Как это все может быть хорошо? А, Ян? Ничего хорошего я не ожидала.

— И все-таки, Норма, тебе придется поверить. — И Барски от души, раскатисто рассмеялся.

— Но как же?.. — ей вспомнилось нечто важное. — Где Еля?

— В больнице имени Вирхова, в детском отделении.

И только сейчас она явственно ощутила, что ее действительно обдувает теплый ветер.