Ушли клоуны, пришли слезы… - [110]
— Конечно, — соглашается Вестен. — Идите, доктор! — Оставшись наедине с Нормой, пересаживается к ней на диван. — Авраам Линкольн был не прав, — говорит он.
— О чем ты, Алвин?
— Да все о том же, — говорит старый господин. — Ведь это Линкольн сказал однажды: «Можно некоторое время водить за нос всех, а некоторых — всегда. Но всех всегда — нельзя». Замечательная мысль. Увы, неверная. На самом деле можно всегда водить за нос всех нас, — и он с потерянным видом опускает голову.
Она обнимает его за плечи, и они долго сидят молча. И снова над крышей отеля гудят самолеты.
Наконец возвращается Барски.
— Спит, — говорит он с улыбкой. — Мила тоже спала. Я разбудил ее, когда постучал. Еля немножко поела, сказала Мила, но была до того удручена, что обо мне даже не спросила. К ней приходил доктор Тума, хотя мы его не вызывали. Просто хотел убедиться, действительно ли все в порядке. Все-таки хороших людей много.
— О да, — отозвался Вестен. — И все они совершенно бессильны что-либо изменить.
Несколько позднее возвращается Сондерсен.
— Ну, и?.. — спрашивает Норма.
— Я доложил им о положении дел, — начал Сондерсен. — Оно безрадостно. Выяснилось, что отпечатки пальцев «монахини» у нас не зарегистрированы. Никаких сведений о его личности нет. Может быть, это все же удастся выяснить. Во что я, по правде говоря, не верю. Пославшие его — хитрецы первостатейные. Хотя сам он вовсе не из хитрецов. Другая сторона обошла его на повороте. И поэтому он мертв, как мышка. Пресс-секретарь ФКВ через два часа сообщит газетчикам, что следы преступников пока не обнаружены. Не беспокойтесь, фрау Десмонд, в утренние газеты эта новость не попадет. Мотивы, двигавшие «монахиней»-убийцей, неясны. Никто не позвонил и не взял вину на себя. Нет и подметного письма от какой-то группы. ФКВ подозревает, что между террористическими актами последних месяцев есть некая тайная связь, возникшая в результате новой стратегии: не убивать, как прежде, известных промышленников, политиков или судей, а устрашать и терроризировать, вызывая всеобщий страх. Отсюда покушения на ученых, экспертов, относительно неизвестных лиц. Пресс-атташе подтвердит, что это новая тактика несомненно приносит плоды, и что мы в какой-то мере бессильны ей противостоять. Мы не можем дать защиту каждому гражданину. Мы не знаем, где произойдет следующее преступление и кем оно планируется. Отсюда все наши трудности. Пресс-атташе обратится, конечно, к населению с просьбой о помощи. Даст подробное описание машины, на которой скрылась «монахиня», назовет ее номер. Где она была похищена? Ну, словом, обычная рутина.
— Но ведь преступники знают, что нам точно известно, что и почему произошло, — говорит Норма.
— Естественно, — соглашается Сондерсен. — Однако если мы публично признаемся в этом, возникнет массовый психоз. Вот и получается… Поэтому я прошу поддержать нашу версию, фрау Десмонд. Если вы согласны, ваша газета получит право первой ночи… то есть первой публикации. Впоследствии вы, конечно, сможете рассказать всю правду — если нам повезет.
— Вы же не верите всерьез, что нам повезет.
— Ни на грош, — говорит Сондерсен. — Это я так, по глупости ляпнул. Фрау Десмонд никогда не напишет правду — для нее это было бы самоубийством.
— Не уверена, — отвечает ему Норма.
— В чем вы не уверены?
— В том, что не напишу, — если не помешаю тем самым вашему расследованию, господин Сондерсен. До сих пор я писала обо всем, о чем хотела, — и, как видите, живу.
— О подобных событиях вы никогда не писали, — возражает ей Сондерсен. — О событиях такого масштаба — никогда!
— Тем более стоит попытаться, — говорит Норма.
— Безнадежный случай… Я имею в виду вас, фрау Десмонд, — разводит руками Сондерсен. — Однако наша договоренность остается в силе. Я передаю вам всю имеющуюся у меня информацию, вы мне — свою. Несомненно одно. Эта история будет иметь для нас все более и более тяжелые последствия. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ваша охрана была на высоте. Я усилю ее. — Он переводит взгляд на Барски. — Это, конечно, относится и к вашей дочери, доктор.
— Я уезжаю завтра в Бонн, — говорит Вестен.
— А я в Висбаден.
Криминальоберрат ФКВ наклоняется вперед и обхватывает голову руками.
— Вы устали, — говорит Вестен. — Вы выдохлись, вы растеряны, вы в отчаянии.
Сондерсен выпрямляется.
— С чего вы взяли? — говорит он. — Я свеж, я отдохнул, я в форме и абсолютно уверен, что мы раскроем преступление и предотвратим возможную катастрофу.
Никто с ним не соглашается, но никто и не возражает.
— Ну ладно, — машет рукой Сондерсен. — Это я сделал маленькую попытку развеселить вас. Но вы не хотите, чтобы вас развеселили.
В комнате Барски горел неоновый свет: за окном почти совсем стемнело. По стеклу хлестали дождевые струи, сверкали молнии и гремел гром. На Гамбург обрушилась непогода. Еще во время полета они заметили вдали грозовые тучи. Когда самолет сел, в здании аэровокзала на Норму и Барски с самыми разными вопросами набросились встречавшие — друзья и журналисты. Прибывшие придерживались опубликованной в «Гамбургер альгемайне» версии пресс-секретаря ФКВ…
