Ушли клоуны, пришли слезы… - [106]
Ларсу Беллману сорок с небольшим. Швед с пышной светлой шевелюрой, заядлый курильщик, каждую следующую сигарету прикуривающий от окурка предыдущей. По-немецки он говорит очень быстро и безо всякого акцента.
Им-Дол — длинная улица. Она начинается у Клейаллее и заканчивается у Подбильскиаллее. Дом, на втором этаже которого живет Беллман, стоит в парке со старыми красивыми деревьями, там еще цветут осенние цветы. Гостей Ларс Беллман принял в своей библиотеке. Все стены в ней до самого потолка уставлены книгами. В проеме между двумя книжными шкафами висит литография с картины Брака: четыре белые птицы на голубом фоне. Кресла в комнате обтянуты светло-коричневой кожей. На столе стоит большой чайник-термос с охлажденным чаем, тут же чашки, сахарница и ваза с печеньем. За окном, на ветвях старых деревьев поют птицы. В самом парке уже темновато. По аллеям прохаживаются сотрудники Сондерсена в штатском, некоторые охраняют вход в дом со стороны улицы или сидят в машинах совсем неподалеку.
Когда все трое оказались в доме номер 234 по Им-Долу, Вестен представил Норме и Барски жизнерадостного шведа:
— Это лучший эксперт по вопросам войны и мира из всех мне известных. Знаком с сильными мира сего на Востоке и Западе. И пользуется в равной мере уважением тех и других. Именно он познакомил меня со многими влиятельными людьми, а с самыми крупными из них беседовал один на один. Он расскажет вам всю правду о нынешнем положении в мире. После чего у вас окончательно откроются глаза на смысл происшествия в гамбургском институте, он откроет вам перспективу развития событий. Вы услышите, что ожидает этот мир. С тобой, милая Норма, мы уславливались об этой встрече несколько недель назад. И хорошо, потому что, как я уже сказал, завтра господин Беллман улетает в Пекин. Возникла такая необходимость. И, поверь мне, никто не в состоянии точнее…
Беллман энергично запротестовал:
— Вовсе нет! Это я имел счастье долгие годы быть чем-то вроде ученика господина Вестена! И это к его друзьям мы летали, с его друзьями советовались. Я всего лишь отыскал несколько в высшей степени осведомленных партнеров, которые помогли нам дать оценку нынешней ситуации. А то, что я пытаюсь сейчас вам объяснить, не больше чем итог наших совместных встреч с политиками и военными, советниками по вопросам безопасности и партийными идеологами в Вашингтоне и Москве, которые почти в один голос утверждают…
Они как раз пришли в библиотеку, и Беллман несколько поспешно принялся разливать охлажденный чай — вот и пролил несколько капель на скатерть. Норма поставила на столик диктофон, против чего Беллман не возразил.
Он продолжал:
— Итак, по сути дела, ни одна из супердержав войны не хочет. Более того, они ее боятся. Потому что обе стороны знают: атомная война — это конец света. Да, но если они в равной степени испуганы перспективой войны, то их взаимное недоверие — такая же угроза миру. Это основа основ их отношений. Попытаюсь сыграть перед вами роль американского политика. «Осторожно! — предупреждает он. — Русские преследуют совершенно иные цели, нежели мы! Они хотят мировой революции. Они хотят контролировать весь мир. Мы не верим, что они против войны. Они способны нанести удар в любой момент». Вот он, страх. Страх и недоверие — корни зла. — Беллман был так возбуждён, что даже задохнулся. Норма смотрела на него с восхищением, — «Итак, — говорит американец, — чтобы русские нас не уничтожили, мы постоянно должны быть в полной готовности и вооружаться, вооружаться». При этом, сами понимаете, опасность войны увеличивается…
— Ясно, — кивнул Барски.
— Как будто ясно, правда? А теперь выслушаем русского политика. — Он взял очередную сигарету. Пальцы у него были желтыми от никотина. — «Погодите! — говорит тот. — Эти американцы помешались на идее, что с помощью своей демократии и кока-колы осчастливят мир! Что они — всему миру судья. А наш Советский Союз — империя зла. Президент Рейган знай повторяет эту нелепицу. Разве можем мы поверить американцам, что они не хотят войны? Нет, не можем. Мы видим: они вооружаются, вооружаются и вооружаются. Выходит, они собираются нанести удар — и, по возможности, первыми! Клянусь новгородской Богоматерью, мы в самом деле этого не хотим, но в данном случае у нас нет выбора — мы просто
