Ущелье Батырлар-Джол - [33]

Затем потянулись альпийские луга, за которыми начались скалы — голые, едва прикрытые кое-где клочками бурой растительности. Дороги уже не было. Люди карабкались по скалам, выбрав направление на седловину между двумя снеговыми вершинами.

Борис не мог удержаться от вопросов, хотя и видел, что Жене совсем не до них. И как только ветер, почти беспрерывно свистевший в ушах, стихал, он пользовался случаем, чтобы отвлечь Женю от ее мыслей.

— Скажите, Женя, — спросил он, почти вплотную настигая ее, чтобы не говорить слишком громко, — эта экспедиция — снова идея Павла?

— Нет, — коротко и неохотно ответила Женя.

— Неужели все эти месяцы Павла не тянуло побывать еще раз в этом удивительном месте? — спросил Борис, не скрывая своего недоумения. Что-то это на него не похоже.

Женя ответила не сразу. Борис уже подумал, что она совсем не ответит на его вопрос, когда услышал ее голос.

— Он очень запустил свой дела на станции и не хотел отрываться от работы.

— А чем же он занимался последнее время?

— Вы помните семена, что вы принесли из ущелья?

— Как же! Признаюсь, мне очень хотелось, чтобы из них удалось вырастить таких же гигантов, как те, что мы там нашли.

— Этого же, естественно, хотелось и Павлу. Он вложил в эти культуры столько сил! Все лето отняла эта работа. Они с Петренко перепробовали сотни вариантов различных условий развития для этих растений.

— А сейчас, следовательно, работы закончены?

Ответ был краток:

— К сожалению, нет.

Разговор прекратился. Начинался крутой подъем по красно-бурым скалам, отвесной стеной поднимавшимся на 100–200 метров. Дальше начиналось широкое плато. Но пока альпинисты преодолевали подъем, прошло не меньше часа. Женя предложила сделать десятиминутный привал.

Борис опять присел около нее, чтобы продолжить разговор.

— Я все-таки не понял, Женя, какие же задачи стояли перед вашей экспедицией, если она была предпринята в разгар работ на станции?

— Какой же разгар работ… — пожала она плечами. — Работы пришли к концу. Но их завершение, как мы все надеялись, зависит от успеха нашей экспедиции.

— Вот как? В чем же заключалась задача вашей экспедиции?

— Добыть пыльцу гигантских каучуконосов, выросших в естественных условиях.

Борис помолчал, раздумывая над смыслом услышанного.

— Вот в чем дело, — сказал он, все еще не понимая, зачем на станции могла понадобиться пыльца растения, а не сам кок-сагыз, обнаруженный в долине Батырлар-джол.

— Да, этим и была вызвана экспедиция, — подтвердила Женя и внимательно посмотрела на Бориса — Ой, я вижу, вы ничего не поняли, — сказала она улыбаясь — Вы меня извините, я очень тревожусь за своих товарищей и поэтому совсем бессвязно вам отвечаю.

— Да нет, я немного понял, — ответил Борис с легким смущением. — Хотя, признаться, не могу взять в толк, зачем вам понадобилась пыльца кок-сагыза, а не само растение.

— Это идея Григория Степановича, — сказала девушка, становясь серьезной. — Вам не писал Павел о своих неудачах?

— Очень мало.

— Он работал упорно, самозабвенно. Ну, вы же знаете, как он работает, когда увлекается своим делом. И ничего у него не вышло: из огромных семян получились самые обыкновенные растения… Довольно жалкого вида… абсолютно непригодные для использования в наших целях.

— Зачем же ему все-таки понадобилась пыльца? Он думает, что путем скрещивания с гигантскими растениями добьется улучшения свойств у своей культуры?

Женя покачала головой:

— Нет, на это он не надеется. Свои культуры он уже оставил. Задача стоит та же.

— Какая же? Улучшить сорт, выведенный Петренко?

В голосе Бориса, очевидно, прозвучало такое сомнение, что теперь Женя посмотрела на него вопросительно:

— Ну, да. Вы видели кок-сагыз, полученный Григорием Степановичем? Это новое растение, не имеющее себе равных по величине, скорости роста и по каучуконосности. Вот над ним мы все работали.

— И эта работа удовлетворяла Павла?

На щеках Жени чуть-чуть проступила краска.

— Павел за последние полгода стал совсем другой, — оказала она тихо и сейчас же поднялась на ноги. — Пошли! — скомандовала она, двигая плечами, чтобы поправить за спиной рюкзак.

Отряд двинулся в путь.

5

Всю ночь душераздирающе кричали лягушки. Павел и Петренко ворочались в спальных мешках, забываясь ненадолго свинцовым сном и опять просыпаясь от нестерпимо громкого рева. Мысли исчезали в голове, мозг пустел, как коробка со снегом, поставленная на горячую плиту, звуки пронизывали все тело, проходя сквозь него тупыми, болезненными ударами.

Только под утро внезапно, точно подчиняясь палочке невидимого дирижера, дикий концерт прекратился. Петренко сейчас же захрапел, наверстывая потерянное для сна ночное время. Павлу не спалось. Он лежал, высунувшись из мешка и опираясь на ладони, курил и думал.

Был какой-то барьер, в который упиралась быстро несущаяся, как нитка с разматывающегося клубка, лихорадочно работающая мысль, натягивалась, рвалась и снова наматывалась в тот же спутанный тяжелый клубок.

Этим барьером был островок, куда их закинула прихоть нелепого случая, опрокинувшего все их расчеты, разрушившего все их планы.

Павел сознавал свою вину в этой неудаче, хотя он был уверен, что Петренко ни в чем его не обвиняет. Он упрекал себя за свою вечную горячность, нетерпение, порывистость, которые завели его и Петренко в такое жалкое, безвыходное положение.