Усадьба Грилла - [16]

Так промелькнула неделя, и больная заметно оправилась. Мистер Принс покуда не видел прекрасную свою гостью. Шесть сестер, оставляя седьмую у постели мисс Грилл, ежевечерне удовлетворяли горячей просьбе мистера Грилла и ласкали его слух разнообразной музыкой, а в заключение неизменно пели гимн любимой святой своего господина. Несколько раз наведывался старик лекарь и оставался переночевать. Преподобный отец Опимиан отправился к себе для воскресной службы, но, радея о здоровье прекрасной Морганы, не мог не поспешить обратно. Прибывши утром и поднявшись в библиотеку, он застал своего юного друга с пером в руках. Он спросил, не Аристофановой ли комедией тот занят. Мистер Принс отвечал, что этот труд лучше удается ему с помощью его преподобия.

- А сейчас я пишу, - сказал он, - кое-что связанное с Аристофановой драмой. Это баллада на смерть Филемона, как рассказывает о ней Свида и Апулей.

Смерть Филемона {*} {77}

Поэту пробил сотый год:

Театр с нетерпеньем ждет

Последнего творенья.

Как вдруг разверзлись небеса,

И хлынул дождь на два часа

В разгаре представленья.

Домой вернулся Филемон,

Прилег и видит странный сон:

Уходят Музы прочь.

“Куда?” - спросил он, и в ответ:

“Нам оставаться здесь не след,

К вам гость, лишь минет ночь”.

И вот рассвет рассеял тьму,

Позвал он сына и ему

Виденье рассказал.

Послал за пьесой, перечел

И думал, опершись о стол,

Что сон сей означал?

Виденье разгадать не смог:

Поэту было невдомек -

Готов приют иной!

И оттого-то пуст очаг,

И Музы убыстряли шаг

Вечор, в тиши ночной.

1. II

Наутро шум и гам кругом,

Театр вновь набит битком -

Все жаждут продолженья.

И слышится со всех сторон

Одно лишь имя - Филемон!

И крики нетерпенья.

К нему посланцы между тем

Наведались и тут же всем

Поведали спеша:

“Сидел он молча у стола,

И словно вечность из угла

Глядела не дыша.

Мы речь держали. Он молчал.

И вновь наш голос прозвучал

И замер в тишине.

Мы подошли, и в тот же миг

Всяк тайну страшную постиг:

Он в дальней стороне.

Прекрасным сражены концом

И в восхищении немом

Застыли мы тогда:

Нет, ваш любимец-острослов

Уж не откликнется на зов

И не придет сюда.

Да, смерть пришла в тот самый час,

Когда на сцене, здесь, для вас,

Должны сыграть конец.

Казалось, что едва-едва

Звучат прощальные слова,

Но нет, молчал творец.

Тот ливень - провозвестник слез!

Веселье он от нас унес,

Так пусть же стихнет молвь!

У погребального костра

Собраться нам пришла пора,

А завтра - пьеса вновь!”

{* Свида {75}: sub voce [под именем (лат.)]. Φιλημων Апулей. Флориды {76}. 16. (Примеч. автора).}

Преподобный отец Опимиан:

- Прелестная выдумка.

Мистер Принс:

- Если бы выдумка. Сверхъестественное здесь - только сон. Прочее весьма вероятно; я же даже и сон расположен считать истинным.

Преподобный отец Опимиан:

- Вы решились непременно примирить и связать мир мечты с миром существенным.

Мистер Принс:

- Я предан миру мечты. Блуждать мыслию среди образов прошлого или возможного, а порой и невозможного - любимое мое занятие.

Преподобный отец Опимиан:

- Разумеется, многое в мире существенном претит чувствительным и утонченным умам. Но никто из моих знакомцев не имеет меньше оснований на него сетовать, нежели вы. Вы окружены приятностями, и вам есть чем потешить взор и занять досуг.

Мистер Принс:

- На собственную мою жизнь я не сетую. Я жалуюсь на мир, который наблюдаю сквозь “бойницы уединенья” {78}. Я не могу, как некий бог Эпикура, по словам Цицерона, “целую вечность быть довольным тем, как ему хорошо” {Comprehende igitur animo, et propone ante oculos, deum nihil aliud in omni aeternitate, nisi, Mihi pulchre est, et, Ego beatus sum, cogitantera. - Cicero. De Natura Deorum I, i. 41. (Примеч. автора). [“Вообразите Бога, который целую вечность только и думает “Все прекрасно” и “Я вполне доволен”. - Цицерон. О природе Бога. I, i. 41 (лат.)].}. С мучительной тоской гляжу я на бедность и преступление; на изнурительный, неблагодарный, бесплодный труд, губящий ясную пору детства и женскую молодость: “на всякие угнетения, какие делаются под солнцем” {79}.

Преподобный отец Опимиан:

- Совершенно вас понимаю; но в мире есть и много доброго. Больше доброго, нежели злого, я в этом убежден.

Они непременно углубились бы в обсуждение предмета, когда бы часы не прозвонили им на второй завтрак.

К вечеру того дня молодая красавица уже вполне оправилась и смогла присоединиться к собравшейся в гостиной небольшой компании, включавшей, как и прежде, мистера Принса, мистера Грилла, доктора Беллоида и преподобного отца Опимиана. Ей представили мистера Принса. Она расточала хвалы нежной заботливости сестер и выразила желание послушать их музыку. Желание ее было тотчас удовлетворено. Она слушала с удовольствием и, хотя еще и не вполне окрепла, не удержалась и стала подпевать, когда пели гимн святой Катарине.

Но вот они ушли, и она тоже откланялась.

Преподобный отец Опимиан:

- Полагаю, древние латинские слова эти - подлинные монашеские стихи, такими они кажутся.

Мистер Принс:

- Да. И положены на старую музыку.

Доктор Беллоид:

- Что-то в этом гимне весьма возвышает и трогает душу. Неудивительно, что в наш век, когда музыку и поэзию ценят выше других искусств, мы все более склонны восхищаться старинными формами культа католического. Пристрастие к старой религии ныне объясняется не столько убеждением, сколько поэтическим чувством; оно рождает приверженцев; но новоиспеченная эта набожность весьма отлична от того, что по внешности она напоминает.