Урсула Мируэ - [6]

, заполняют его, и оказывается, что почти все его обитатели в родстве меж собой. В царствование Людовика XI, когда буржуа обзавелись наконец вместо прозвищ настоящими фамилиями и иные горожане даже породнились с феодалами, третье сословие было представлено в Немуре четырьмя семействами — Миноре, Массены, Левро и Кремьеры. При Людовике XIII из этих четырех родов произошли Массены-Кремьеры, Левро-Массены, Массены-Миноре, Миноре-Миноре, Кремьеры-Левро, Левро-Миноре-Массены, Массены-Левро, Миноре-Массены, Массены-Массены, Кремьеры-Массены, не говоря уже о всевозможных уточнениях вроде «младший» или «сын», о всяческих Кремьерах-Франсуа, Левро-Жаках, Жанах-Миноре, способных свести с ума отца Ансельма[28], займись он генеалогией народа, которому, впрочем, генеалогия не нужна. Картинки этого домашнего калейдоскопа из четырех стеклышек настолько усложнялись рождениями и свадьбами, что генеалогическое древо немурских буржуа поставило бы в тупик самих бенедиктинцев, с мелочной дотошностью распутывающих в Готском альманахе[29] лабиринты немецких брачных союзов. Долгое время Миноре владели кожевнями, Кремьеры — мельницами, Массены занимались торговлей, а Левро — земледелием. К счастью для края, эти четыре семейства пускали корни не вглубь, а вширь, и отростки их приживались на новых почвах: дети отправлялись искать счастья на стороне, поэтому в Мелене есть Миноре-ножовщики, в Монтаржи живут свои Левро, в Орлеане — Массены, а Кремьеры добились немалого достатка в Париже. Судьбы этих пчел, вылетевших из одного и того же улья, сложились по-разному. На богатых Массенов непременно работают Массены бедные, подобно тому как некоторые германские князья служат Австрии или Пруссии. В одном и том же департаменте живут Миноре-миллионер и Миноре-солдат, который охраняет его. Четыре семейства, связанные где кровным родством, где свойством, словно четыре челнока, сновали без устали, переплетая нити человеческих судеб и производя то штуку тонкого батиста, то кусок грубого рядна, то платья, то полотенца. Одна и та же кровь приливала к голове, ногам или сердцу, текла в жилах людей с умелыми руками, больными легкими или высоким челом гения. Вожди клана хранили верность родному городку, где узы родства то ослабевали, то становились еще теснее по воле событий, запечатленных в этом причудливом именовании. Какую страну ни возьмите, вы увидите там те же кланы, хотя и носящие другие имена, — однако вы не найдете там поэзии феодальных времен, которую с таким талантом увековечил Вальтер Скотт. Посмотрим на дело шире, поговорим о Человечестве и его Истории. За исключением Капетингов[30], все знатные роды XI века, ныне угасшие, бесспорно способствовали появлению на свет сегодняшних Роганов, Монморанси, Боффремонов или Мортемаров, и капля их крови бесспорно будет течь в жилах последнего истинного дворянина. Иными словами, всякий буржуа — родня всем прочим буржуа, всякий аристократ — родня всем прочим аристократам. Как свидетельствует величественная страница библейского родословия, за тысячу лет потомки трех людей — Сима, Хама и Иафета, могут населить весь земной шар. Семья может стать нацией, нация же, к сожалению, может вновь превратиться просто-напросто в одну семью. Чтобы удостовериться в этом, достаточно вспомнить того мудреца, который в награду за изобретение шахматной игры попросил у персидского царя столько пшеницы, сколько уместится на шахматной доске, если положить на первую клетку одно пшеничное зерно, на вторую — два, на третью — четыре и так далее, кладя на каждую последующую клетку вдвое больше, чем на предыдущую, и доказал, что во всем царстве не сыщется столько пшеницы. Используйте этот расчет, занимаясь разысканиями о своих предках, и вы увидите, что с течением времени число их постоянно возрастало в геометрической прогрессии. Паутина дворянских родов в окружении не менее сложной паутины родов буржуазных, противостояние двух человеческих пород, одну из которых охраняют незыблемые установления, а другую — неустанное трудолюбие ремесленников и хитроумие торговцев, — вот причина революции 1789 года. Ныне две породы, объединившись, противостоят своим неимущим родичам[31]. Чем обернется это противостояние? Политическое будущее нашего государства даст ответ.

Семейство того буржуа, который при Людовике XV звался просто Миноре, было столь многочисленно, что один из пятерых детей, тот самый Миноре, чье появление в церкви так потрясло немурцев, отправился искать счастья в Париж и бывал в родном городе лишь от случая к случаю — например, когда получал свою часть наследства после смерти деда и бабки. Много выстрадав, как все юноши, наделенные железной волей и завоевывающие себе место в блестящем парижском свете, молодой Миноре сделал карьеру, о какой поначалу даже и не мечтал; ведь он посвятил себя медицине — области, где успех зависит не только от таланта, но и от удачи. Пользуясь поддержкой Дюпона де Немура[32], сдружившись благодаря счастливой случайности с аббатом Морелле[33], которого Вольтер прозвал «мор на елей», покровительствуемый энциклопедистами, доктор Миноре сделался верным сеидом великого врача Борде