Уроки желания - [18]

– То, что вы не обмениваете свои милости на подарки, достойно всяческого восхищения. Но поскольку я не претендую на них, вы можете спокойно принять подарок. Если я вас соблазню, вернете его мне.

Он чуть не сказал «когда» вместо «если», но вовремя спохватился.

Заинтригованная, Федра взяла пакет и заглянула внутрь.

– Зонтик? – Она развернула бумагу и рассмеялась. – Черный? Как… мило.

– Рад, что он вам понравился.

– Полагаете, это убережет меня от веснушек?

– Это убережет вас от болезни. Солнце здесь очень жаркое, особенно в середине лета. Когда мы отправимся в глубь полуострова, вы будете рады тени.

Федра раскрыла зонтик и подняла его над головой.

– Вы хорошо знаете эти места. Вы уже бывали здесь?

– Дважды. Первый раз во время большого турне по Европе и еще раз несколько лет назад. – Он указал на побережье: – Это Геркуланум. Его уничтожило то же извержение, что погребло Помпеи под слоем пепла.

Федра прищурилась, вглядываясь в скалистый берег, усеянный крохотными фигурками людей.

– Я хотела посетить Геркуланум, но синьор Сансони спутал все мои планы.

– Почему бы не съездить туда после возвращения из нашего маленького путешествия?

– Не получится. Я должна вернуться домой и заняться делами издательства.

И одной, вполне определенной книгой, которую она жаждет опубликовать. Если он не получит нужных свидетельств, поговорив с Мерриуэдером, мисс Блэр еще не скоро вернется домой.

– Да и вряд ли я получу удовольствие от пребывания в Неаполе после нашего возвращения, – добавила Федра. – Наверняка вы сочтете, что по-прежнему связаны словом с Сансони, и будете болтаться у меня под ногами.

Они подошли достаточно близко к Геркулануму, чтобы видеть рабочих, трудившихся на раскопках.

– А вы предпочли бы, чтобы я находился у вас под каблуком? – поинтересовался Эллиот, любуясь впечатляющим видом Везувия.

Федра глубоко вздохнула. Боже, дай ей терпения! Что за невежественный, полный предубеждений человек!

– Подозреваю, что вам бесполезно что-либо объяснять, но все же попытаюсь. Хотя бы ради сохранения мира. Я не считаю, что один из партнеров – в дружбе, браке или любви – должен находиться под каблуком у другого. Если моя точка зрения и кажется экстравагантной, то лишь потому, что я не разделяю всеобщей уверенности, что мужчина должен доминировать в подобных отношениях. Я убеждена, что мужчина и женщина могут быть вместе, не владея друг другом. Моя мать доказала это своей жизнью, да и мне это пока удается. Не мы это придумали. Многие весьма достойные и известные люди придерживаются таких же убеждений.

– Ваши убеждения мне известны, мисс Блэр. В чем-то я их даже разделяю. Беда в том, что вы забыли о некоторых вещах.

– Вот как? И что это за вещи?

– Человеческая натура. Человеческая история. Склонность сильных подавлять слабых и потребность слабых в защите. Попробуйте сунуться в припортовые улочки Марселя или Стамбула или в темные переулки Лондона, и вы узнаете, что может случиться с женщиной, если она одинока и беззащитна.

– В Средние века феодалы предоставляли крепостным защиту. Но это не означало, что они имели право взимать за это оброк.

Он рассмеялся:

– Феодалы. Крепостные. У вас слишком мрачный взгляд на женскую долю. Она совсем не такая.

– Но может быть такой, – возразила Федра. – Причем в полном соответствии с законом. И вы это знаете.

Федра смотрела на берег, но, судя по румянцу на ее щеках, она поняла, что переступила черту. Она задела старую рану, и Эллиот ощутил боль и вспышку гнева.

– Прошу прощения, лорд Эллиот. Мне не следовало…

– Все в порядке, мисс Блэр. Вы имели в виду слухи, ходившие о моей матери, не так ли?

– Ходили слухи, что это ваш отец отправил ее в деревню.

Эллиот был в курсе мрачной истории, о которой перешептывались в гостиных во всех слоях общества. Будто бы его мать связалась с армейским офицером и отец в качестве наказания отправил любовника на верную смерть в колонии, а жену сослал в свое сельское имение.

Было ли это правдой? Они с братьями пришли к выводу, что любовник действительно существовал. Что же касается ссылки в деревню, отец поклялся Эллиоту, что не имеет к этому никакого отношения. Тем не менее, затворничество его матери породило слухи, и в конечном итоге она сама поверила в них.

Он живо представил себе, как она сидит в библиотеке, склонив темноволосую голову над книгами и бумагами, погруженная в собственный мир, где почти не оставалось места для ее сыновей. Как младший ребенок, Эллиот проводил большую часть времени с ней в имении. Порой она выходила из своей отрешенности, чтобы порекомендовать ему книги, которые следовало прочесть, или высказать мнение о его собственных рукописях.

Впрочем, изредка между ними устанавливалась настоящая близость, как в тот день, когда она получила письмо, заставившее ее плакать. Это было известие о смерти того офицера.

«Это все он, – сказала она. – Он сделал это, чтобы наказать меня за то, что я посмела полюбить другого».

И хотя она нарушила супружеские обеты, ее горе тронуло Эллиота. Но даже тогда он понимал, что ее обвинения не более чем болезненные фантазии исстрадавшейся души.

Мисс Блэр шевельнулась рядом с ним. Даже гнев не мог притупить его реакции на исходивший от нее чувственный призыв. Из мемуаров ее отца следовало, что его мать-отшельница была единственной, кто знал, насколько жестоким может быть мужчина из рода Ротуэллов. И уверенность Эллиота в обратном ничего не меняла.