Уроки русского - [5]

Несмотря на упомянутых красивых грузчиков, добрые люди пустили слушок, что к этому ребенку все-таки может иметь отношение тогда еще Грушин муж Лысенко. Груша пыталась вывести его на чистую воду, но Лысенко не сознавался. Он только неожиданно заявил, вопреки своему вредному характеру и обычной скупости, что готов взять сиротку к себе и что он, Лысенко, возражать не будет, если Груша решится стать Зинаиде родной матерью. Тогда Груша пошла в поликлинику и сказала медсестрам, что мать ребенка, Лариса, пропала в очередном загуле, а Зинаиде Петровне принесла вишневый компот. Это было шестое исчезновение Ларисы из города, но, в отличие от прошлых, время шло, а Лариса не возвращалась. Узнав, что Зинаиду Петровну Зимину через три дня отправляют в детдом, Груша подала заявление об опеке, забрала ее из поликлиники, стала кормить, лечить, купать и одевать, петь ей колыбельные песни, а потом учить буквам, гулять с ней, читать ей книжки, водить в садик — словом, воспитывать.

Зинаида Петровна приехала с Грушей в Париж, где на семейном совете решено было представлять ее французам как Иду Лысенко. После Грушиного развода состоялось еще несколько таких советов, и Зинаида Петровна, чтобы скорее получить гражданство и надежную крышу над головой, стала жить с папой, который к тому времени очень удачно женился на коренной парижанке, эмансипированной сорокалетней девице Кристель. У девицы Кристель все было прекрасно — и дом, и душа, и тело. Она поработала один год в возрасте восемнадцати лет секретарем и больше не работала, сидела на пособии и не делала практически ничего. Может быть, поэтому и была подвержена сезонной депрессии четыре раза в год.

Ида появлялась у Груши только по выходным и на каникулах, но в один прекрасный осенний день Лысенко собрался в Россию — ему позарез не хватало для своей борьбы с русской мафией каких-то документов. Собирая чемодан, Лысенко имел неосторожность поделиться с женой угрюмыми сомнениями, что эти документы он вряд ли получит, а если не получит, то вряд ли его снова впустят во Францию. Депрессия Кристель в связи с такой новостью сразу же обострилась. Ида, как обычно, мешала депрессии, о чем Кристель так и сказала Лысенко. И как обычно, Лысенко набрал номер Грушиного мобильника.

Решено было, что Ида поживет у Груши месячишко-другой, пока папа не приедет обратно. Таким образом, Ида стала часто гостить у нас. И распечатывать раскраски, оставлять на столе букварь и алфавитные кубики я стала уже для двоих детей — для Сережи и для Иды.

Нечаянные радости

Тем временем моего полку прибыло. Жан Ив, к большому счастью для меня, уехал покорять новые горные и дипломатические вершины, а я получила несколько электронных писем, и пять новых, очарованных русским языком странников договорились заниматься кто час, кто два, кто полтора часа в неделю.

Все мои ученики были людьми своеобразными, и каждый из них учил язык по своей особой причине. Лишь один занялся русским поневоле. В школе надо было сделать выбор, какой второй иностранный учить: русский или немецкий. И я с изумлением узнала, что он выбрал «не немецкий». Я даже не могла поверить, что такое возможно. Я очень хотела выучить немецкий, но всякий раз, как только я за него бралась, я почему-то оказывалась беременна. А потом, с грудными детьми, было очень несподручно продолжать занятия чем-либо еще, кроме их пестования. Они не спали по ночам, предпочитали бутылочку грудному вскармливанию, писались, болели, не хотели есть то, что полезно, и хотели то, что вредно, они проливали яблочный сок и горькие слезы на мои тетради — в общем, немецкий продвигался до того плохо, что я только и запомнила стих Гёте, тот самый, который принес славу нашему Лермонтову.

— Ужасный язык! — холодно прокомментировал Дидье мой прелестный стишок и открыл учебник русского на заданной странице.

Он очень старался, освежал знания десятилетней давности крайне добросовестно, он знал, что русский будет не только интересен, но и нужен, если уж ты решил продавать французское мыло в Коломне со своим партнером Константином. Тем не менее каждый раз глаза его, как самый точный будильник, начинали краснеть и слезиться к концу нашего урока — они не были приспособлены для чтения учебников. Тогда Дидье сморкался, чихал и начинал пытать меня маркетинговыми исследованиями, которые он на коленке сам сочинял для инвесторов, дабы получить деньги под свой замечательный мыльный проект.

— Как вы думаете, Светлана, вот, скажем, в Коломне людям есть чем помыться?

Я, как могла спокойно, отвечала, что не только есть, но и даже можно выбрать чем и как.

— Ну, а качество, качество мыла? Оно там, конечно, уступает марсельскому мылу, сваренному по старинным французским рецептам?

— Старинные французские рецепты, конечно, хороши, спору нет, — отвечала я. — Но вы не забывайте, что мировые гиганты уже не только везут свое мыло в Россию, но и понастроили там мыловаренные заводы, скажем, в Московской области… И вы будете, пусть даже и по старинным французским рецептам, соревноваться именно с ними — в первую очередь в цене, но вполне возможно, и в качестве.