Урод - [38]

— Стой! Женя, стой! Отдай мне его!

Подруга улыбнулась и вручила ей котенка.

— Кажется, он не верит, что я вернулась, — прошептала Элина, наглаживая кроху.

— А ты бы поверила, если бы тебя только пинали отовсюду?

— Сейчас найду вам коробку — и марш в ветеринарку. Обязательно надо обработать его от блох, иначе Анька (кошка Жени) заразится.

Котенок перестал вопить и мирно засопел у нее на груди, перепачкав всю футболку, иногда чихая. По лицу Элины беспрерывно текли слезы; она никак не могла выплакаться. У нее заплыл глаз от синяка; у котейки — от гноя. Его трясло от простуды, ее — от хандры. Оба были выпачканы в грязи, только разного происхождения. Да они идеальная пара!

Глава 10

Оба понимали это и сегодня просто решили убрать фасад, за которым была пустота.

Артур Хэйли "Аэропорт"

Подъездная дорожка к дому Дмитрия Туманова разразилась семейной драмой, в которой главные герои выясняли отношения на ножах. Кристальная синева облаков перекатывалась по небу лучами солнца, словно валик маляра, оставляя голубые разводы то тут, то там.

Римма подняла взгляд к небу. Солнце — истинный бриллиант, сияющий над их вечно ругающимися головами. Они уже оба забыли, что такое солнечный свет! Постоянный гнев, поднимающийся ядовитыми парами от озера Натрон, в которое превратилась их совместная жизнь, застилал собой все вокруг.

— Да остановись ты, черт возьми, — зарычал Дмитрий, ощущая в горле клокочущую нецензурными словами ярость. — Я сказал, остановись!

— А то что?! Что ты сделаешь?

Римма уставилась на него в безмолвной злости. Ее жизнь стала одним из испытаний великого и ужасного Конструктора. Каждый новый поворот в этом лабиринте оставлял на ее теле все новые раны. Ее гордость кровоточила и изливалась желчью в грудную полость, в которой иссохшими в пыль костями было разбросано ее сердце.

— Долго думаешь. Может, ударишь? — подалась ближе к нему она, ненавидя и любя (или это самообман?) этого мужчину одновременно.

— Я ничего не сделаю тебе. Времена, когда я был так неосторожен, чтобы бить женщин на людях, прошли, — мрачно усмехнулся он, и по коже Риммы протопали мурашки размером со слона.

— Ты так шутишь?

Ее губы дрожали, и голос выдавал с головой всю ее нервозность и суетливость. Ее страх.

— Ну конечно, я шучу, малыш.

Легче не стало. Римма сделала к нему шаг и позволила взять себя за руки, только чтобы не испытать на себе, каково это — стать жертвой домашнего насилия. Ведь в саду никого не было. Никто не увидит.

— Ты же не опозоришь меня перед родителями, Риммуля? — ласково спросил Туманов, хотя его ласка гладила ее по лицу шершавой рукой с оспинами. — Они уже ждут нас в доме.

— Как ты мог подумать такое, Димочка, — так же притворно улыбнулась она, понимая, что в одной комнате с маньяком нужно играть по его правилам. — Я уже успокоилась. Прости меня.

— Вот и отлично.

Он притянул ее к себе за затылок и поцеловал в губы. Римма скривилась про себя. Так целуют проституток: холодно, отрабатывая оплаченные деньги, когда поцелуи являются лишь товарно-денежными отношениями.

Он вернулся в машину за чем-то, оставленным там. Девушка глянула на него через плечо. Наверное, он оставил где-то между сиденьями свою человечность.

— Риммочка! — всплеснула руками Мария Аркадьевна, мать Дмитрия. — Наконец-то вы приехали!

— Где же мой сын? — тяжелым басом поинтересовался его отец.

Римма от души обняла мать Туманова, чувствуя некоторое родство с этой женщиной. Отец Димы был точно таким же, как и сам Дима. Точнее, сын был копией отца. Такой же чванливый, отстраненный, сосредоточенный только на себе эгоист. Женщины в этой семье были предметами далеко не первой, да и не такой уж необходимости. Для мужчин в семье Тумановых женщина была не более, чем инкубатором для продолжения рода, которая впоследствии становилась пылесборником. И мусора, и вечного недовольства мужа.

— А вот и я. — В доме показался Дмитрий. — Матушка, — поцеловал руку матери, но мать его мало интересовала. Его идейным вдохновителем всегда был отец. — Отец, — обнял его и похлопал по спине.

— Ну что, дамы, на стол накрывать будете? — спросил барин-старший, желая выгнать крепостных побыстрее на их законное место — на кухню.

— Да, да, Риммуль, пойдем на кухню.

Мария Аркадьевна слегла наклонилась, чтобы расправить платье, и девушке показалось, будто она кланяется. Римма вздрогнула. Мать Димы была одета в длинное, струящееся шелковое платье. Именно одета, а не облачена, хотя платье явно стоило баснословных сумм, и его точно нельзя было просто носить, как рыночный сарафан. Это платье заставляло его обладательницу расправить плечи, выпрямиться и твердой походкой нести его в свет. Мать Туманова подавала это платье, этот шедевр под таким кислым соусом, что уже начинаешь сомневаться, а стоит ли оно дороже того самого рыночного сарафана. Вот что неподходящий мужчина делает с женщиной: не позволяет ей даже платье правильно носить!

На кухне все смешалось в какой-то оглушающий гул в ее голове. Но он принес ей прозрение. Миски, кастрюльки, нарезка, мясо, кондитерские изделия… и мысли, мысли, которым не было конца. Она предала все постулаты Ошо о любви.