Урод - [32]

— Нет. Хотела бы поучаствовать в экспериментах великого Теслы с током. Он делал так, чтобы ток, напряжением в несколько миллионов вольт, проходил через его тело, не причиняя вреда.

А про себя добавила: «Может, меня бы он убил по счастливой случайности».

— Ох, Эля, какие чудаковатые у тебя желания! Нам бы с мужем за квартиру было чем платить в этом месяце, а тебе выставки подавай странные.

Валя прикончила своей ланч, иначе ее манеру трапезничать и не назовешь, и оставила Элину в одиночестве.

— Обмельчал народ, — пробубнила она, запивая слова крепким кофе. — Зачем ему выставки — за квартиру бы заплатить, чтобы было где гнить от недалекости ума.

Солнце отчаянно билось в окно, протягивало свои обжигающие руки сквозь плотные жалюзи, так яростно желая коснуться заледеневших человеческих сердец. Элина вздохнула и отпила холодного вишневого морса. Смяла стаканчик и распрощалась с ним, как и со своими желаниями, отправляя его в урну.

— Элина, тебя вызывают в триста пятую палату! По-моему, тамошней бабуле надо измерить давление.

— Я поняла.

Стены больницы не кончались, а тянулись молчаливыми похоронными столпами ее жизни, пока она шла к этой палате. Подающий надежды, гремящий на всю Россию студент хирургического, измеряет давление и взбивает подушки пациентам.

Закончив с этой бабулей, потратив еще минут двадцать на выслушивание историй о внуках, она скрылась ото всех в зоне для курения.

— Да что же не так с тобой, Элина? — спрашивала сама себя она, обхватив голову руками.

После того происшествия в полиции ее одолевала головная боль, которая словно молотом Тора дробила ее череп. И девушка даже слышала, как отколовшиеся куски летели в бездну ее сознания. Она окончательно замкнулась в себе: не общалась с мужем вообще, не отвечала на звонки Диме, перестала реагировать на Стрельцову так, что та потеряла к ней интерес.

Сделать бы себе эксцизию сердца, чтобы не хотеть, не чувствовать, не мечтать! Но ведь мысли, чувства и желания сосредоточены в голове, а не в этой мышце. А может, все дело в сексуальном влечении? Поэтому она так остро воспринимает все, связанное с Димой. Тогда больше подойдет инфибуляция.

От этих мыслей ей стало тошно, аж до приступа нервного смеха. Элина сгибалась пополам, исторгая из себя кашляющий, болезненный смех.

— Элина, с тобой все хорошо? — поинтересовался зашедший офтальмолог.

— Нет, — прокашлялась она, продолжая истерично посмеиваться. — Разве по мне не видно, что я, черт возьми, в полном непорядке?!

Мужчина растерянно пожал плечами и, спрятав сигарету обратно в пачку, быстро ретировался. Так делают все люди: видя проблемы другого, быстренько сматывают удочки и убегают. Опять же, идем по пути наименьшего сопротивления. Вся наша жизнь — позорный поиск самого легкого из возможных путей.

Когда в курилку стали подтягиваться люди, Элина прозрачной тенью выскользнула оттуда. Такой она стала — тенью. Может идти рядом, а человек ее и не заметит.

Ноги привели ее в раздевалку. Весь мир смешался в бурлящем котле из злых слепящих молний разочарования и льющихся с неба проливных дождей обид. Шатающуюся ее встретило большое зеркало, передающее истинную картину миру.

Тощий скелет. Безжизненные волосы. Лицо узника Бухенвальда. Ей было невыносимо стыдно от этого гнусного зрелища. Ведь ей дана целая жизнь с ее морем возможностей и бесконечными солнечными утрами, которым когда-нибудь придет конец. У нее просто была эта самая жизнь, которую никогда не увидели узники Бухенвальда, а глаза запали у нее, руки дрожали у нее, жить не хотела она.

Как же стыдно… Стыд рвал ее на части. На кусочки. Ломал кости. Дробил их в пыль.

— Ну что же с тобой не так, Эля? Элина?! — в сердцах выкрикнула она, опираясь о стену с двух сторон от зеркала. — Что с тобой не так?..

Может, дело в том, что она эктоморф? Элина всегда была довольно худой, а сейчас стала сплошь кожа и нервы. Какому мужчине понравится этот чертов эктоморф? Кому захочется быть с женщиной, которая вечно находится на грани церебротонии?

А может, Шелдон был неправ? И вся его теория — бред сивой кобылы?

Или неправа она сама? И никому нет никакого дела до того, какой тип телосложения и темперамента у нее? Просто она делает все, чтобы каждый новый день приближал ее к духовной смерти.

Ведь нам людям так это нравится — смаковать свою собственную смерть. Притворяться жертвой. Подыгрывать своим низменным слабостям. Мы сами создаем театр одного актера, одного зрителя, одного режиссера и одного великого критика — для себя самих же.

Черные приливные волны депрессии скалились и шипели, разливаясь белой пеной по ее душе. Элина знала, что жизнь — это поле боя, и каждый день тысячи людей проигрывают самим себе в этом единственном сражении. И она проиграла. Страх ползал черными жуками где-то внутри ее головы, забирался в вены, отравлял кровь. Этот хамоватый, беспринципный полицейский снился ей в кошмарах. Ложь Димы стала предательством, которого она не ожидала даже в самом страшном сне.

— Действительно, не ожидала предательства от совершенно незнакомого человека, о котором знаешь только его имя! — причитала Элина, держась за голову, чувствуя, как все меньше плоти на ней остается.