Уральский Монстр - [15]

Глава II. У Дмитриева стопроцентная раскрываемость!

К середине 1938 г. сотрудники Свердловского областного Управления НКВД делом доказали Партии и Советскому правительству свою бдительность, компетентность и безусловную преданность делу Ленина-Сталина. Не в последнюю очередь это стало возможным благодаря неустанной работе на ответственном посту руководителя областного управления товарища Дмитрия Матвеевича Дмитриева, комиссара государственной безопасности третьего ранга, получившего это звание в числе первых после его учреждения.

Родившийся в 1901 г. Мейер Менделеевич Плоткин после Октябрьского переворота 1917 года подался в еврейскую социал-демократическую партию «Поалей Цион», однако вовремя сориентировался в быстро меняющейся обстановке и уже в 1921 г. вступил в РКП(б). К тому моменту он уже стал Дмитрием Матвеевичем Дмитриевым и, отслужив в войсках ВЧК, перешёл в крупнейшую спецслужбу тогдашней Советской России – Главное политическое управление (ГПУ). С 1922 г. его жизнь более чем на 10 лет оказалась связана с обеспечением экономической безопасности государства. Уже в августе 1924 г. он попал в штат центрального аппарата ОГПУ и возглавил отделение в составе Экономического отдела (ЭКО). В ноябре 1931 г. Дмитриев-Плоткин стал помощником начальника отдела. Это была уже заметная должность в масштабах Наркомата и весьма важная, поскольку в годы коллективизации и индустриализации обеспечение безопасности государства в сфере экономики, торговли и финансов сделалось одним из условий успеха проводимых масштабных преобразований.

Дмитриев-Плоткин оказался на высоте предъявляемых требований. Это был, безусловно, неглупый человек, имевший необходимое образование (ещё до службы в войсках ВЧК он закончил екатеринославское коммерческое училище). Кроме того, Дмитрий Матвеевич быстро наработал необходимые для контрразведчика специальные знания и опыт.

Дмитриев принял участие во многих резонансных расследованиях своего времени, сейчас, правда, уже подзабытых. Например, он участвовал в разоблачении антигосударственной деятельности известной в конце 1920-х гг. концессионной компании «Лена-Голдфилд лимитед». Сейчас эту компанию назвали бы совместным предприятием. «Лена-Голдфилд» взяла в разработку золотоносные участки в районе реки Лена, на Алтае и около Ревды (в 50 км западнее Свердловска), однако, так и не развернув толком добычу, принялась клянчить у Советского правительства разного рода дотации, компенсации и т.п. Для лоббирования своих интересов компания активно привлекала высокопоставленных чиновников, которые выходили на уровень государственного руководства. В конце концов, в ОГПУ возникли подозрения, что «Лена-Голдфилд» вовсе не стремится заниматься хозяйственной деятельностью, а лишь является ширмой для глубокого проникновения иностранных разведок в различные регионы страны и органы власти всех уровней. В апреле-мае 1930 г. уголовно-судебная коллегия Верховного суда СССР осудила четырёх работников компании за шпионаж и подрывную деятельность. До сих пор следственные материалы по делу «Лена-Голдфилд» засекречены, и есть основания думать, что тогда ОГПУ действительно пресекло серьёзную операцию британской разведки.

Другая не менее шумная история, в которую по долгу службы оказался вовлечён Дмитрий Дмитриев, была связана с английской компанией «Метрополитен-Виккерс», поставлявшей и монтировавшей в СССР разнообразное электротехническое оборудование. В начале 1930-х гг. советская госбезопасность заподозрила работников этой компании в разнообразной по формам и целям подрывной деятельности: сборе разведывательной информации, поставках некачественного оборудования, созданию изощрённых коррупционных схем, вербовке советских граждан с целью последующего привлечения к работе в интересах британской разведки и т.п. Судебный процесс над большой группой сотрудников компании проходил в Верховном суде СССР и закончился в апреле вынесением приговоров 6 английским подданным и 12 гражданам Советского Союза. Процесс наделал очень много шума как внутри страны, так и за рубежом. Сталину даже пришлось написать статью для американской прессы, в которой он разъяснял сущность обвинений в адрес «Метрополитен-Виккерс» и защищал методы работы советской госбезопасности.

А защищать было что, поскольку один из осужденных англичан при встрече с адвокатами заявил о том, что работники ОГПУ допрашивали его без перерыва 21 час. Правда, все подсудимые – в том числе и иностранцы – признали, что на допросах методы физического воздействия к ним не применялись. Лишение сна к пыточным мерам, очевидно, не приравнивалось. Летом 1933 г. осужденные англичане подали прошения о помиловании, в которых признали собственную виновность. События, связанные со следствием по делу «Метрополитен-Виккерс», до известной степени проливают свет на любопытный феномен «признания собственной вины», который ставит в тупик многих исследователей московских открытых процессов и «Большого террора». Как видим, после допросов следователями советской госбезопасности вину признавали не только деятели внутрипартийной оппозиции, военнослужащие и обычные советские граждане, но и иностранцы. Не в последнюю очередь это происходило благодаря профессиональным навыкам таких руководителей, как Дмитрий Дмитриев.