Уральская Гиперборея - [11]
«Кекропс был автохтоном, тело у него было сросшееся из тела человека и дракона. Он стал первым царем в Аттике, и эту страну, прежде называвшуюся Актой, назвал по своему имени Кекропией. При нем, как говорят, боги решили поделить между собой города, где бы каждый из них пользовался только ему одному принадлежащими почестями. В Аттику первым пришел Посейдон и, ударив трезубцем о землю посреди акрополя, явил источник морской воды, который ныне называют Эрехтеидой. После него пришла Афина и в присутствии Кекропса вырастила оливу, которую теперь показывают в Пандросии. Когда после этого между двумя богами начался спор из-за обладания Аттикой, Зевс разрешил его, дав им в качестве судей не Кекропса и Краная, как говорят некоторые, и не Эрисихтона, а двенадцать олимпийских богов. Эти боги изрекли приговор, согласно которому эта страна должна была принадлежать Афине, так как Кекропс засвидетельствовал, что Афина первой вырастила там оливу. Афина назвала город по своему имени Афинами, Посейдон же, разгневавшись, затопил Триасийскую равнину и двинул море на Аттику».>{26}
Между прочим, память о Кекропе как древнем пеласгийском вожде и жреце, быть может, даже сохранилась в снятом виде в современном русском языке (и языках других народов России), правда, не в основном словарном запасе, а во вспомогательном. Общеизвестно, что в древности объектами поклонения нередко становились выдающиеся (своими размерами или конфигурацией) камни, а также сооружения из таких камней. Они могли быть искусственными — менгиры, дольмены, кромлехи, гурии, сейды, обо, разного рода выкладки, лабиринты (вавилоны), стенки, пирамидки и т. п. Но могли быть естественными — валуны, останцы, одинцы, кекуры. Последнее название — кекур (так именуется отдельно стоящий столбовидный камень на вершинах гор, рогообразная скала на побережье и даже арктический ледяной торос>{27}) — вполне созвучно с именем Кекроп.
О слитности и нераздельности трех миров — змеиного, человеческого и божественного свидетельствуют и другие факты древнейшей античной истории. Например, один из главных своих эпитетов — Пифейский — солнцебог Аполлон принял после победы над исполинским змеем Пифоном, который обитал в глубокой земной расщелине. Пифон — не «простой» змей, он — сын Геи, Матери-Земли. Рядом с глубокой подземной пещерой, где он обитал, испокон веков находилось святилище и под воздействием наркосодержащих испарений совершались пророчества жрицами-пифиями, поименованными так, как нетрудно догадаться, в честь змея Пифона. После умерщвления дракона Аполлоном святилище сохранилось и пифии продолжали свою прорицательскую деятельность, — но уже в храме, посвященном богу Аполлону, где находился Дельфийский оракул. Сами пифии по-прежнему были глубоко под землей, восседая на треножники, освещенные факелами и окутанные ядовитыми испарениями, а вокруг них по полу ползало множество громадных змей.
Роберт Грейвс проследил еще одну общеизвестную закономерность: Великая Богиня-Мать, как правило, является не одним только детородным и жизнетворным началом, но одновременно выполняет также функции богини смерти. Это обусловлено общими представлениями о жизни и смерти растений, и в частности зерна, когда брошенное или посаженное в землю семя, для того чтобы дать росток (а в конечном счете и плод), должно умереть.
Здесь уместно еще раз обратиться к уральским реалиям. В бажовских сказах смерть постоянно сопутствует Хозяйке Медной горы, оставаясь как бы на заднем плане. Тем не менее кого-то настигает неотвратимое возмездие, кто-то остается на волоске от гибели. Причина в любом случае одна — вмешательство самой Хозяйки или связанных с нею сакральных сил. И в любом случае это — всего лишь частный случай главной функции Хозяйки Уральских гор (как трансформированного коррелята матриархальной Великой Богини) — всегда и во всем оставаться вершительницей человеческих судеб. Следовательно, Хозяйка Медной горы вполне вписывается и в этот смертоносный ряд.
Правда, в русском и славянском фольклоре богиня смерти известна под другим именем — Мары, или Морены (Марены, Мараны, а в ряде областей — Марины) и под видом множества злокозненных духов, порожденных ночью под общим именем «мары» (или «моры» — один из них всем известная русская кикимора). В этом своем обличье она также обнаруживает множество точек соприкосновения с общемировой традицией. В первобытном мировоззрении понятия смерти и мрака (ночи) практически были идентичны. Это отразилось в древнерусских однокоренных словах: «мор» («смерть») и «морок» («мрак», «ночь»). Слово «морока», имеющее в наше время лишь один смысл — «затяжное, хлопотное дело, канитель», еще в прошлом веке сохраняло первозданное значение «мрак» (см.: Словарь Владимира Даля). В подобном же обличье соответствующая лексическая основа предстает и в других языках индоевропейской группы. Но санскритское слово mara — «смерть», а также «убивающий», «уничтожающий» в конечном счете восходит к общеиндоевропейской и доиндоевропейской корневой основе mr, входящей в наименование священной вселенской горы Меру. Интересно, что в мундо-дравидской мифологии, то есть у автохтонного населения Индостана, еще до вторжения туда индоарийских племен существовал культ кровавой и смертоносной богини с похожим именем —
