Урал улыбается - [5]

— Это очень кстати, дорогой! — продолжал разыгрывать петрушку заведующий. — Очень и очень! О чем стихи?

— О любви.

— Отлично! Вытаскивайте свои стихи из широких штанин, как сказал Владимир Владимирович, и читайте. Вас выслушают внимательно и с интересом.

Поэт развернул рукопись и стал читать.

— Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты…

Заведующий отделом выслушал стихотворение до конца и не скрыл приятного удивления.

— Слушай, сказал он, — здесь что-то есть. Что-то несомненно есть. Кстати, как тебя, ну имя-отчество?

— Пушкин, — ответил посетитель. — Александр Сергеевич.

— Отлично, Саша, молодец. Не обижаешься, что я тебя так без обиняков? Я ведь старый уже газетный волк. А тебе сколько трахнуло?

— Двадцать шесть.

— О! Не участвовал в семинаре молодых?

— Нет, — сказал Пушкин.

— Жаль, покачал головой заведующий. — Такие семинары дают пользу, дают… Ну ладно, давай-ка сюда свою рукопись-ногопись.

Александр Сергеевич подал исписанный гусиным пером листок.

— У тебя и почерк! — сказал Матвей Матвеевич. — Перепечатать не мог?

— Не мог, — ответил поэт и стал теребить бакенбарду.

— Ну-с, так значит: «Я помню чудное мгновенье…» Помнишь чудное мгновенье. Мгновенье чудное… Ты убежден, Александр Сергеевич, что «чудное» — это то самое, единственное, заповедное, как сказал однажды в «Литературной газете» Евгений Шатько, слово? Чуд-но-е? Чуд? Но? Е?.. Не кажется ли тебе, что тут есть какой-то налет сентиментальности, слащавости? Что-то от «Бедной Лизы», так сказать? Не говоря уже о полной сдаче материалистических позиций нашим заклятым противникам: чудное, чудо, волшебство, мистика и всякое прочее гадание на кофейной гуще… Так, а если не чудное, то какое? Дивное? Еще хуже. Прекрасное? Совершенное? Лучшее? Эффективное? Качественное мгновение? Гм… Слушай, а вот «мгновенье» — это уж точно ни к чему. Вторичность явная!

Газетный волк закрыл глаза и запел:

«Свистят они как пули у виска, мгновения, мгновения, мгновения!..»

Получалось у него совсем неплохо. Композитор Микаэл Таривердиев вполне мог быть удовлетворен таким пением.

Пушкин снова улыбнулся.

— Ну вот, — сказал заведующий, — сам чувствуешь. Подумай, брат, подумай над первой строчкой. Надо что-нибудь попроще: «Я помню этот день весенний…» Или осенний? Когда у тебя дело-то было, Саша, с этой самой Керн? «Я помню этот день ненастный…» Пускай себе дождик идет. Ты, кстати, не слышал, что там на сегодня бюро погоды передавало?

— Нет, — сказал Александр Сергеевич.

— Теперь: «Передо мной явилась ты…» Все хорошо, дружище, все — о, кей! Только вот: «явилась». Ну как это тебя угораздило! Возьми любую газету: «Соревнование является…», «Посевная кампания является…», «Такие явления являются…» и так далее. Скажу тебе, брат Пушкин, у нас в редакции, как только это слово употребишь, так сразу с тебя двадцать копеек в общественную кассу за канцелярский язык. А ты — в стихе! Речи нет — искорени, вычеркни, выбрось, уничтожь! «Я помню этот день ненастный, когда тебя я увидал…» Что-то в этом роде.

Александр Сергеевич кашлянул в кулак.

— Не кашляй, Саша, — сказал Матвей Матвеевич. — Доделывай, дошлифовывай и приноси по новой. Приходи, стучись в любую дверь, спрашивай меня. С таким редактором, как я, не пропадешь.

Поэт свернул рукопись трубочкой и пошел к выходу, но у дверей обернулся и спросил:

— Ваша, простите, не Дантес фамилия?

— Нет, — ответил заведующий отделом. — Никогда! Дантес в редакции «Продуктивность и эффективность» работает.

— Спасибо, — сказал Пушкин. — Так, может быть, я уж лучше сразу к нему?

Борис Матюнин

Сотрудник кафедры философии Уральского государственного университета. Читает Гегеля и Фейербаха, а пишет юмористические рассказы. Печатался в журналах «Крокодил», «Урал» и других изданиях.

ПРАВДА

Спал я так крепко, что совершенно не слышал, как зазвенел будильник. Жена к тому же, как назло, во вторую смену работала. Проснулся я только в половине девятого. Быстро вскочил, оделся и, на ходу дожевывая бутерброд, помчался к себе в институт. Естественно, меня вызвал шеф:

— Ты почему, Курочкин, опоздал?..

— Честно говоря, проспал…

— И не стыдно, Курочкин! — В упор глядя на меня, шеф откинулся на спинку кресла. — Проспал… Для шуток у меня сегодня нет времени! Ведь наверняка транспорт подвел. Или что-нибудь в этом роде. В следующий раз, пожалуйста, не обманывай. Больше тебя не задерживаю…

После обеда наша группа отчитывалась за проделанную в текущем квартале работу. Дошла, наконец, очередь до меня. Встаю и говорю:

— Я не успел закончить расчет теплостанции.

— Это почему? — сразу спрашивает шеф.

— Да потому, что я слишком часто устраиваю длинные перекуры в коридоре. А за столом люблю ребусы решать и спорить о хоккее и футболе. Вообще замечаю, что я очень обленился за последнее время. Мне надо исправляться. Вот настоящие причины нарушения графика работы…

— Что ты, Курочкин, с самого утра чепуху мелешь! — опять рассердился шеф. — Брось, паясничать! Понимаем, что не хватило времени. С кем не бывает. Ну, может, поленился! А в основном ясно, что тяжело тебе. Ты ведь совсем недавно институт окончил. Вот и чувствуется нехватка практики. Пока будем помогать, а уж потом посмотрим, как дела пойдут…