Урал улыбается - [25]
Да, в жизни всяк несет свой крест,
И, видно, так и должно быть:
Один живет, чтоб больше есть,
Другой не ест, чтоб дольше жить.
А третьим — творческие муки,
Чтоб первых двух спасать от скуки.
С тех пор, как солнце светит нам из туч,
Немало бардов было на планете…
Одних когда-то вдохновлял Кастальский ключ,
Других — Амур, а мы пьем из Исети.
Ваюрий Рокух
Этот странный псевдоним придумали, чтобы объединить вместе свои подлинные имена, Валерий Рогожников и Юрий Кухмаков — два инженера, родившиеся в Свердловске и работающие на одном из заводов.
ПРОМЕТЕЙ
На рождество среди гостей
был в нашем доме Прометей.
Потом пропала зажигалка.
Хоть заграничная, а жалко…
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
Раз, проектируя санузел,
Гордий отверстие заузил.
И с той поры наш тяжкий крест
Существованье узких мест.
ГЕРАКЛ
Был подвигами знаменит
Геракл во время оно:
крал яблоки у Гесперид,
коров — у Гериона.
Его по всей земле народ
и чтит, и прославляет…
. . . . . .
У нас завхоз давно крадет,
а кто об этом знает?
Карикатуристы «Хэнэка»
Художники-сатирики, объединяющиеся вокруг выходящего в Уфе на башкирском языке журнала «Хэнэк». Они неоднократно бывали в гостях у журнала «Урал», участвовали во Всесоюзных и международных выставках карикатуристов, печатаются в сатирических журналах братских республик. Им хорошо: переводчиков искать не надо!
Марк Шварц
Выпускник Уральского политехнического института, руководитель группы института «Уралпроектмонтажавтоматика» в Свердловске, вечный участник художественной самодеятельности. Юмористическое дарование обнаружил еще в студенческие годы: в любом спектакле смотрелся как конферансье.
Как-то утром звонят в прихожей. Иду открывать. Вижу: на пороге стоит соседка — жена инженера Бибикова. Вид у нее ужасный: халат расстегнут, волосы растрепаны, в глазах — слезы.
— Что случилось? — спрашиваю.
— Все кончено! — говорит. — Дайте мне водички…
Даю водички. Она пьет, цокает зубами по стеклу и все повторяет:
— Мерзавец! Боже мой, какой мерзавец!
— О ком это вы говорите? — спрашиваю.
А она:
— О муже! — и снова в слезы.
Я говорю:
— Успокойтесь, пожалуйста, и расскажите все по порядку, а то мне непонятны ваши слезы, зачем они?
Тут она немного снаружи успокоилась, присела на диван-кровать и начала по порядку:
— Дорогой мой Иван Пафнутьич! Ведь я любила его, как проклятая! Незачем говорить, вы это и сами знаете. Даже тогда, когда он весь наш медовый месяц ночи напролет высиживал на кухне свои бездарные стихи… Вы, наверное, не знаете, что он пишет стихи? Пишет! И утром и вечером, когда супругам, скажем прямо, делать нечего, он пишет стихи! Это, говорит, мое второе призвание. Я — поэт, а жена поэта должна уметь ждать. Я давно уже заподозрила, что с ним неладно, но стала ждать. И дождалась!.. Как-то захожу в ванную комнату и вижу: там стоит лошадь. Представляете? Живая лошадь!
— Простите меня, — говорю я, — но этого не может быть. В наших совмещенных ванных лошадь не поместится.
— Дорогой Иван Пафнутьич! — восклицает она, прижимая руки к взволнованной груди. — Представьте себе: поместилась! Здоровенная кобыла!.. Я тогда перед ним так вопрос поставила: или я, или лошадь! Нам с ней вдвоем в одной квартире не жить! Думаете, он ее выставил? Дудки! Он перетащил ее из ванной в чулан. По сей день там прячет!
— А вы не заметили, — спрашиваю, — в этой лошади чего-нибудь необыкновенного? Крыльев, например, не заметили?
— Как же, — говорит, — были у нее на спине крылышки. Маленькие такие.
— Все понятно, — говорю. — Так я и думал. Это не лошадь. Это — конь. Пегасом его звать. Поэты всегда его при себе держат: он для них вроде основного оборудования. Однако продолжайте, обожаемая, не смею вас больше перебивать.
— Ну, я с этим постепенно смирилась, — продолжает она. — Пусть себе будет в квартире животное. Все не так одиноко… Но сегодня ночью… — Она снова заплакала. — Простите. Я так взволнована… Дорогой Иван Пафнутьич! Вы — самый близкий мне в этом доме человек. Только вам я могу рассказать… Так вот, выхожу я сегодня ночью на кухню и вижу: сидит он, муж мой, а напротив его — нагая девица! — Соседка зарыдала в голос.
— Плачьте, — говорю я. — Плачьте, бедная. Вам легче будет. Вот вам платочек носовой. А что, девица — совсем нагая была?
— Совсем! — рыдает она. — Совсем. В одной простыне закутана… В волосах бижутерия… Глаза бесстыжие: из современных, видимо…
— А не заметили вы, что у нее в руках было, у девицы этой?
— Ах, — рыдает она. — Какое теперь это имеет значение, когда жизнь разбита?.. Ну, держала она в руках что-то деревянное… Вроде сидения… А на нем — струны натянуты…
— Все ясно, — говорю. — Так я и думал. Девицу эту Музой зовут. Она всегда при поэтах держится. А в руках у нее музыкальный инструмент. Лира. Так что не ревнуйте ее к мужу, она ведь бесплотная, вроде богини. Возвращайтесь спокойно домой.
— Ни за что! — отвечает соседка. — Надоели мне его фокусы! Пускай остается со своей Медузой или как там ее? А с меня хватит. Отмучилась!
— Да-а-а, — говорю я. — Бедная вы моя. Не повезло вам в жизни. Ну, раз уж так получилось, могу вам сказать откровенно, что давно я к вам неравнодушен. Так что оставайтесь пока здесь. Поживите, может, привыкнете. Ну как, согласны?
