Ураган в сердце - [21]
– Что вы имеете в виду, говоря «чего я хочу от вас»? Я только то хочу, чтобы Уайлдер из этого выкарабкался и при этом размазней не сделался.
– Что означает, – осторожно перефразировал Карр, – что вы хотите, чтобы он вышел из болезни тем же самым человеком, каким был вчера. Такое невозможно, мистер Крауч. Не было еще человека, который доходил бы до порога смерти и возвращался оттуда вполне тем же самым человеком, каким был прежде.
– Это мне известно, – сказал Крауч, упорно не желая уступать.
– И это особенно верно при таких вот заболеваниях сердца, – продолжал Карр, уже более уверенно, почувствовав себя на твердой почве, поскольку пересказывал самим когда-то написанное. – С человеком может приключиться и кое-что похуже… Медицинские книги полны описаний таких случаев… однако, неизвестно почему, психологически именно сердечный приступ оказывает наиболее жестокое воздействие. Наверное, это связано с тем, что наше сознание целиком зациклено на сердце и мы осознаем, что поражены в самое сердце… Мы даже и слово это употребляем.
– И это мне тоже известно, – упорствовал Крауч.
– К тому же есть и еще одна опасность в лечении, к которому приходится прибегать. – Продолжая говорить, Карр испытывал странное ощущение растерянности: он прибегал к тем самым доводам, какие его критики так часто пускали в ход против него самого. – Для того чтобы дать сердцу возможность исцелиться, мы вынуждены устанавливать режим почти полной неподвижности: никакой иной альтернативы нет, это единственное средство лечения, каким мы располагаем, а значит, нам не избежать психологического воздействия, которое оно непременно окажет. Обездвижить тело больного мы можем: в этом главным образом и есть смысл госпитализации, – но нам не остановить работу его сознания. О, какое-то время можно держать больного на успокоительном, но самое большее лишь несколько дней. После чего сознание заработает. Человек начнет прокручивать всю свою жизнь, кладя на одну чашу весов то, что он сделал, а на другую то, чего он достиг в результате, спрашивая самого себя, оправдана ли цена, которую он платит теперь. Если он из тех неуемных и неугомонных, которые с головой уходили в работу, а большинство инфарктников, не достигших пятидесяти, разумеется, таковы… то, вероятно, вполне может оказаться, что вопросом этим он никогда прежде не задавался. Чаще всего дело кончается тем, что человек устанавливает для себя новый набор ценностей.
– Вовсе не обязательно, что это плохо. Если человеку удается перенаправить мышление в нужную сторону, это, может статься, чертовски здорово.
– Разумеется. Однако это может означать, что он не захочет возвращаться на старую работу. Возможно, он захочет…
Даже пружины кушетки протестующе взвизгнули, так резко вскинулся Крауч, задиристо утверждая:
– Слов нет, я хочу, чтобы Джадд вернулся на работу. Само собой, хочу. Чего бы мне не хотеть? Работник он чертовски ценный. Только если для него это лучший выход, так и быть! Он ничего не должен ни мне, ни компании. Как раз наоборот. Если бы не Джадд Уайлдер… – Голос у старика сорвался, словно в горле застряло нечто невыразимое, лицо его потеряло всякое выражение. Именно в этот момент Аарон Карр отчетливо ощутил, как смутное вдруг сделалось прозрачным, как сложилась интуитивная картина, которая всегда становится конечной целью диагностического поиска, возникло чувство, будто удалось ему заглянуть в некий потаенный уголок человеческого сознания, прозрение, которое всегда вызывало в нем едва ли не мистическое состояние превосходства.
Крауч хрипло зашептал:
– Через что проходит человек, лежа там в постели, думая… черт побери, я не болтаю про то, про что ничего не знаю. У меня это восемь месяцев тянулось.
– Сердечный приступ?
Крауч покачал головой, когда он заговорил, челюсти его были стиснуты, губы едва раскрыты.
– Просто рухнул, вот и все. – Судорожно вздохнув, прямо-таки взорвался: – Только я справился! И вовсе не благодаря тем чертовым врачам. Наперекор им! Знаете, что они мне твердили без устали? То же, что вы сегодня тут говорите: успокойтесь, не волнуйтесь. – Твердили, что мне конец, что больше я не потяну. Я сам едва не поверил этому. Если бы не… – Крауч осекся, вдруг заметив, что дежурная прислушивается к их разговору.
– Пойдемте ко мне в кабинет, – быстро предложил Карр.
– Дело! – воскликнул Крауч, моментально, как ртуть, изменив и тон, и нрав, который уже казался не столько выражением утешения, сколько убежденностью в победе. Впечатление это еще больше усилилось, когда он обернулся, чтобы забрать большой конверт, поперек которого красным было напечатано: «ГРАНКИ», – пакет, который был вчера вечером предметом первой заботы больного. Невзирая на заверения Мэтью Р. Крауча, что думает он единственно о благополучии Джадда Уайлдера, «Крауч карпет К>о» никогда не покидала его мыслей.
5
Никого из содрогнувшихся в то утро весть о сердечном приступе у Джадда Уайлдера не потрясла так основательно, как Аллена Талботта. Сообщила ему об этом Глория Фрей, секретарша, услугами которой он пользовался вместе с Джаддом Уайлдером. Она и сказала… да попросту выпалила безо всякого предупреждения, если не считать коротенького:
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Фобии есть у всех. Но у Авроры она не совсем обычная. Успешный модельер, заботливая жена и мать испытывает панический страх перед воронами. Что стало причиной ее фобии? И при чем здесь Людовик – высокий, статный вдовец, работающий в коллекторском агентстве? Они – соседи, но не знают друг друга, пока их не сводит случай, который ведет к запутанным отношениям, и вот уже Людовик оказывается вовлечен в опасную историю с фирмой Авроры. Но для кого связь между ними опасней? И не несут ли вороны с собой погибель?
Бежав из Камбоджи в безопасную Америку, Тира впервые возвращается на родину. Ей нужно встретиться с таинственным незнакомцем по прозвищу Старый Музыкант, который послал ей письмо, где обещал рассказать правду об отце Тиры. О нем и его загадочном исчезновении 25 лет назад. Тира приедет и искать разгадки, и открыть сосуды своей памяти. В Камбодже до сих пор не могут забыть «красных кхмеров»: жертвы и палачи живут бок о бок, не находя покоя. «Музыка призраков» – пронзительный гимн прощению, трагическое путешествие в прошлое, куда нужно вернуться, чтобы начать жизнь заново и обрести любовь.
Для семилетней Рами беспечность детства закончилась, когда вернувшийся ранним утром отец сообщил о гражданской войне, захватившей улицы столицы Камбоджи. Скоро семья Рами – потомки королевской династии – лишилась всех привилегий и вынуждена была бежать. Следующие четыре года, живя в подполье, Рами будет всеми силами держаться за осколки разбитого детства: стихи и древние легенды – и бороться за выживание. «В тени баньяна» – история, полная боли, но при этом дающая надежду.