Ураган - [51]

Братишка Ян молчал, опустив голову на грудь. Хань Лао-лю указал на блюдце с мясом и услужливо предложил:

— Пожалуйста, отведайте козлятинки. Зная, что председатель любит солененькое, я нарочно приказал положить как можно больше соли. Ай-чжэн! — позвал он. — Где ты там? Иди сюда!

Занавес над дверью колыхнулся, и помещичья дочь Хань Ай-чжэн вошла в комнату.

Она была в легкой распахнутой кофте из белого шелка, усыпанного красными цветами, и белых шелковых штанах. Из-под широко открытого ворота выступала туго облегающая тело красная рубашка, отчего фигура девушки казалась еще более привлекательной.

Бросив нежный взгляд на Братишку Яна, она грациозно опустилась на край кана, взяла кувшинчик и проворно наполнила до краев чашку гостя. От ее одежды и волос исходил такой дразнящий аромат, что у Братишки голова пошла кругом. Он схватил чашку, но она выскользнула из рук и опрокинулась ему на колени.

Хань Лао-лю решил, что сейчас самый подходящий момент оставить их вдвоем.

— Брат Ян, ты выпивай, а у меня маленькое дельце. Скоро вернусь, — сказал он и, пошатываясь, направился к двери.

На пороге его перехватила старшая жена и угрожающе прошипела:

— Ты что, издеваться над Ай-чжэн вздумал!

— Молчи! Что ты понимаешь?

Ай-чжэн снова наполнила чашку. Братишка Ян, боясь от смущения взглянуть в лицо девушки, следил, как зачарованный, за ее проворными руками. Руки были пухлые, с кокетливыми ямочками.

— Выпейте еще, председатель Ян. Это с собственного завода моего папы.

— Старина Ян, ты, оказывается, здесь? А я-то разыскиваю тебя повсюду! — крикнул кто-то под окном.

Это был Чжан Цзин-сян. Приподнявшись на цыпочки и увидев всю эту картину, он сплюнул и выругался:

— Вон оно что! Ты тут выпиваешь в свое удовольствие! Пей! Пей! А я пойду да и расскажу всем!

Братишка Ян бросил чашку и выскочил из флигеля. Он догнал Чжан Цзин-сяна у ворот и схватил за рукав:

— Кто тебе сказал, что я здесь?

— Люди собрались на собеседование. Ждали, ждали и послали меня в харчевню. Хозяин сказал, что ты пошел к Ханю Длинной Шее. Я к нему, а он меня сюда направил. Так и знай, всем расскажу, как ты выпивал с дочкой Хань Лао-лю.

Братишка Ян сразу протрезвел. Губы его затряслись. Он вцепился в Чжан Цзин-сяна и, заикаясь, заговорил:

— Милый брат! Не рассказывай никому. Прошу тебя! На этот раз ошибка вышла…

Чжан Цзин-сяну стало жаль Братишку, тем более, что ошибку свою тот признал. К тому же Братишка Ян был членом комиссии.

— Ладно, уж так и быть, — примирительно сказал Чжан.

Поджидавшим его крестьянам Братишка Ян объявил, что сегодня у него болит голова, проводить собеседование он не в силах и распустил всех по домам. Вечером же с видом заговорщика он явился в бригаду и донес: крестьянин Чжан Цзин-сян во времена Маньчжоу-го батрачил у одного японца в соседней деревне и до сих пор питает сердечную склонность к японцам, являясь, таким образом, скрытым предателем родины.

В заключение Братишка Ян озабоченно спросил:

— Можно ли допустить, чтоб такой человек оставался в крестьянском союзе?

— Надо прежде проверить, — задумался начальник бригады.

На следующий день Братишка дополнил свое показание:

— Пятнадцатого августа, когда японцы бежали, Чжан Цзин-сян тоже ходил собирать их пожитки. Он нашел японскую винтовку и припрятал ее.

Подтвердить этого никто не мог, отрицать тоже никто не решился. Братишке поверили на слово и постановили исключить Чжан Цзин-сяна из союза.

Вечером бывший старьевщик получил новое приглашение от Хань Лао-лю.

Опять пили и беседовали до полуночи. Лицо Яна пылало, а глаза не отрывались от двери. Хозяин догадывался о желании гостя, но молчал.

Наконец Братишка Ян не выдержал и робко осведомился:

— Господин, разве все уже спят?

— Кого вы имеете в виду, господин председатель? — притворился непонимающим помещик.

— Я про почтенную госпожу… госпожу… — начал Братишка и, застыдившись, умолк.

Ян спрашивал о жене, но вопрос относился к дочери. Хозяин и гость отлично поняли друг друга, хотя не выдали этого ни жестом, ни улыбкой.

— Ей что-то нездоровится. Может быть, уже спит, — ответил помещик на вопрос о жене, подразумевая дочь.

Братишка Ян решил, что сегодня надежды его напрасны, и заторопился домой.

— Подождите, подождите, — удержал его Хань Ляо-лю. — У меня есть небольшое дельце, и я хотел бы обратиться к председателю Яну…

Он вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся.

— В прошлый раз… — начал помещик вкрадчивым голосом —…когда председатель изволил удостоить мое нищенское жилище своим высоким посещением, Ай-чжэн была весьма смущена видом ваших штанов и куртки. Эти предметы столь изношены, что, право, ни на что не годятся. Ай-чжэн очень хотела бы сшить вам все новое, для чего необходимо снять мерку. Прошу прощения, но посмею повторить сказанные ею слова: «Он же прямо ни на что не похож, — заявила она мне. — Вот уж действительно революционный переворот! Так переворотились, что изодрались в клочья…» Она добавила также, что Чжао Юй-линь, Го Цюань-хай и им подобные типы в сравнении с председателем Яном просто ничтожества. Председатель Ян — это поистине жемчужина, которую смешали с горохом. Разве же не обидно продавать жемчуг и горох по одной и той же цене? «Будь я на его месте, — воскликнула она, — я бы!..» Ну я ее, конечно, изругал за это. Ты, говорю, рассуждаешь по-детски. У председателя Яна на сей счет могут быть свои планы и соображения… Но пройдемте со мной.