Ураган - [40]

— Ты знаешь, — с тревогой в голосе начал он. — Бай Юй-шань сегодня ночью попал под дождь, а ночь была такая холодная… Он, должно быть, здорово простудился. Голова у него ужасно болит.

— Пусть хоть помирает, мне не жалко, — процедила сквозь зубы Дасаоцза и взялась за шитье.

Кузнец присел. «С болезнью не вышло, — решил он, свертывая папироску, — придется что-нибудь другое придумывать».

— Дасаоцза…

— Чего тебе?

Кузнец помолчал, не зная, как завязать разговор, и вдруг вспомнил:

— А ведь в позапрошлом году у тебя тоже был поросенок. На сколько же он потянул, когда его зарезали в конце года?

— При чем тут конец года? — оживилась Дасаоцза. — Его еще в начале осени пристрелил Хань Лао-лю.

Она снова подумала о своем маленьком Коу-цзы, и в глазах ее сверкнули слезы.

— Да-да-да, — стукнул себя по лбу Ли, делая вид, что вспоминает что-то, — ведь твой маленький Коу-цзы умер, кажется…

— Умер… И все из-за этого проклятого Хань Лао-лю, — всхлипнула женщина. — В эту старую черепаху давно пора всадить разрывную пулю.

Кузнец тотчас же заговорил о злодеяниях Хань Лао-лю, упомянув и о том, что крестьянский союз призывает бедняков расправиться с помещиком.

— А это как раз то же, что отомстить за твоего маленького Коу-цзы, Дасаоцза, — добавил он.

— Это я все понимаю, — обиженно сказала женщина. — Вот только одного в толк не возьму: зачем он каждый вечер из дому убегает?

— А как же, Дасаоцза? Ведь днем люди в поле, а кроме того, у Бай Юй-шаня есть и другая работа. Ходить по домам, чтобы беседовать с людьми, он только по вечерам и может.

Женщина опустила голову. Ей стало не по себе. Как она поверила человеку, которого презирают все, и главное — с первого слова.

— Ты мне скажи: кто тебе насплетничал про Бай Юй-шаня? — напрямик спросил Всегда Богатый.

Она рассказала все.

— Как же ты могла поверить словам такого человека?

— Но ведь он тоже бедняк… — слабо возразила Дасаоцза уже с единственной целью скрыть смущение и оправдать в своих глазах собственную доверчивость.

— Ты разве из другой деревни приехала, и не знаешь, что это за дрянь?

Лицо ее вспыхнуло от стыда.

— Я думала… раз человек беден…

— Да это же не человек, и слова его не человечьи. Как ты могла поверить, что Бай Юй-шань нечестен, и так обойтись с ним? У него только одно на уме: работать, чтобы всем стало хорошо, бороться с врагами бедняков, а ты его по рукам связала.

— Ладно, хватит уж… — перебила Дасаоцза. — Я его не держу, разве я мешаю ему работать? Во всем виноват этот мерзавец Длинная Шея. У него голова все еще болит?

— У кого у него? Ты про Бай Юй-шаня? Ругать не будешь и голова пройдет, — рассмеялся Ли и встал. — Пойду позову.

Но едва кузнец переступил порог, Дасаоцза окликнула его:

— Погоди, захвати куртку!

После ухода кузнеца Дасаоцза надела халат, старательно причесалась и побежала к соседке занять яиц.

Когда Бай Юй-шань пришел, на столе уже стояла яичница.

После завтрака Бай Юй-шань отправился в поле, а вечером сказал, что идет в бригаду. Дасаоцза опять нарвала фасоли и огурцов, положила в корзину яйца и велела снести начальнику Сяо.

Этой ночью муж вернулся раньше обычного.

В окна струился голубой свет полной луны. Бай Юй-шань прилег на край кана. Так как ночь была душная, он расстегнул куртку.

Только сейчас они вспомнили о ссоре, и муж наставительно заметил:

— Какая же ты ревнивая, ай-яй-яй! Не проверила ничего, не про… фу, чорт! Не проанализировала и… вообще…

Мудреным словам Бай Юй-шань выучился у товарищей из бригады. Но все эти слова были еще непривычны, и поэтому произносить их удавалось с трудом.

XII

В начале августа в бескрайнем зеленом море хлебов уже стали появляться желтые островки. Это были пшеничные поля. Поверхность озер золотилась маленькими цветочками водяного каштана. Вблизи они напоминали плавающие звездочки, а издали выглядели золотистыми коврами, расстеленными среди зеленого бархата тростника.

Дальний южный хребет казался облаком серого дыма, клубящимся над краем земли. В прозрачном воздухе с веселым щебетом носились ласточки.

В дождях недостатка не было, и огороды никто не поливал. По небу то бродили темные тучи, то летели белые облака. Днем, когда проглядывало солнце, становилось так жарко, что лошади начинали задыхаться, а собаки, высунув языки, прятались в тень. К вечеру обычно поднимался ветер. Он шелестел в жестких листьях кукурузы и покачивал изумрудные, уже клонившиеся к земле початки, затем на северо-востоке вставали мрачные, грозовые тучи. Сверкали молнии, рокотал гром, и на землю обрушивался проливной дождь.

Грязь на дорогах не просыхала, и людям приходилось ходить босиком по обочине.

Со времени собрания, на котором судили Хань Лао-лю, прошло уже много дней. Крестьянский союз значительно вырос. Он объединял теперь уже не тридцать семей, а шестьдесят с лишним.

Лю Дэ-шань, когда дождь не давал возможности работать в поле, вместе с другими активистами деревни проводил собеседования бедняков и затем аккуратно и обстоятельно отчитывался перед Сяо Сяном. Всегда Богатый подтрунивал над его усердием, говоря, что Лю Дэ-шань старается совсем не потому, что печется о всеобщем благе, а лишь хочет прослыть активистом и «поймать попутный ветер». Это было очень близко к истине.