Ураган - [37]

Улыбаясь, он достал из кармана клочок бумаги, на котором каракулями была написана одна строчка. Так как Го Цюань-хай был неграмотен, Сяо Сян прочел ему:

«Го Цюань-хай — бандитский лазутчик с сопки Дацин-шань».

Подписи не было.

— Начальник Сяо, я прошу проверить такое дело…

— Давно уже проверил, — рассмеялся Сяо Сян.

— Начальник Сяо, если вы верите этой бумажке, посадите меня в тюрьму, — сказал Го Цюань-хай.

Мало того, что на сердце была такая горечь после скандала. Тут еще новая, точно с неба свалившаяся обида! У парня глаза наполнились слезами. Он опустил голову.

— Поверь я этой бумажонке, давно бы арестовал тебя и без твоей просьбы, — с теплой дружеской улыбкой сказал Сяо Сян.

Он подошел ближе и пояснил, что записка три дня назад была найдена на подоконнике. Почерк похож на тот, которым написана визитная карточка Хань Лао-лю, хотя и сильно изменен. Дело тут ясное.

— Ты получше работай. Помещики и их подпевалы будут, конечно, прилагать все силы, чтобы навредить тебе, только ты, друг, никого не бойся. Помни, что именно теперь настало время отомстить за все, — ободрил его на прощание начальник бригады.

Го Цюань-хай, не проронив больше ни слова, попрощался и вышел. Умолчал он и о стычке с женой Ли Чжэнь-Цзяна.

Только что прошел дождь, и дорога была грязная. Го Цюань-хай шлепал по лужам, ничего не видя и не слыша.

«Действительно, — думал он, — не будь здесь начальника Сяо, помещики давно стерли бы нас всех в порошок…»

Чем больше он думал об этом, тем жарче разгоралась его ненависть к врагам. Она жгла сердце, заставляла кипеть кровь, укрепляла решимость навсегда уничтожить их власть, их силу, их влияние.

«Разруби меня теперь на восемь частей, я все равно пойду вместе с коммунистической партией и до конца буду бороться против всех ее врагов», — сказал он самому себе.

Так, ничего не видя кругом, не заметил Го Цюань-хай, как оказался у ворот Ли Чжэнь-цзяна. Возвратиться в свою лачужку он уже не мог.

Он вошел во двор Бай Юй-шаня и, заглянув в окно, спросил:

— Бай Юй-шань дома?

Дасаоцза, нахмурив брови, мыла посуду и злилась. Она сердито вскинула глаза и отрезала:

— Нету!

— Куда он пошел?

— Кто его знает.

Гю Цюань-хай почувствовал, что опять произошло неладное, но расспрашивать счел неудобным и ушел.

Он прошелся по шоссе. Идти было некуда. Вдруг кто-то окликнул его:

— Зайди! Ты как раз нужен. Надо одно дельце обсудить… Что с тобой? Какая беда на тебя свалилась?

— Беда не беда, а вот жить мне больше негде. Сегодня жена Ли Чжэнь-цзяна выгнала меня.

— Ну ничего. Иди жить ко мне, — предложил человек.

— А что мы с тобой есть будем?

— Кукуруза еще осталась, а съедим — видно будет! Бедняки — друг другу братья. Голодным не останешься. Пойдем!

Чжао Юй-линь взял Го Цюань-хая за руку и увел к себе.

Под вечер к ним наведался начальник бригады. Увидев, что у Го Цюань-хая нечего постелить на кан, а на плечах все та же разноцветная от заплат безрукавка, Сяо Сан, вернувшись домой, послал ему с Вань Цзя старенькую белую куртку и теплое японское одеяло.

— Начальник Сяо, — сказал Вань Цзя, — велел спросить, не знаешь ли, куда девался Бай Юй-шань?

— Не знаю, — ответил Го Цюань-хай.

Что же это стряслось с Бай Юй-шанем?

XI

Со времени своего избрания в комитет самообороны, Бай Юй-шань был так завален работой, что уходил из дому на рассвете, а возвращался не ранее полуночи. Куда и лень девалась!

«Зачем торопиться, давай лучше отдохнем. Собака и завтра солнца не проглотит», — говаривал он раньше. Теперь люди, видя его всегда на ногах, подшучивали:

— Постой, Бай Юй-шань. Куда торопиться? Ведь собака солнца не проглотит.

— Нельзя, — серьезно отвечал тот. — Надо торопиться, а то не поспеем.

Перемена в муже чрезвычайно радовала Дасаоцзу и положила конец их распре. Она стала заботиться о нем так, как не заботилась и в первые дни их совместной жизни.

Дасаоцза завела кур, и когда муж возвращался поздно домой, его уже дожидалась яичница. Днем за обедом Дасаоцза то и дело подливала ему в тарелку масла и кормила вкусными блинами из кукурузной муки. Как-то она даже купила для него фунт бобового сыра. Раньше ничего подобного он не ел даже в горячие дни уборки, когда человеку требовалась обильная сытная пища.

Если муж долго не возвращался, Дасаоцза поджидала его, сидя на кане или возясь по хозяйству в кухне. Она была так счастлива теперь, что говорила соседкам:

— Подумайте, как приехала бригада, не только погода изменилась, людей не узнать: лентяи в трудолюбивых превратились! Вот уж действительно, — добавляла она, — это небесный император послал нам с неба звездочку, то есть начальника Сяо, чтобы выручить нас из нищеты.

Однажды, нарвав на огороде полную корзину фасоли, она подумала: «А не снести ли ее начальнику Сяо: пусть покушает свеженького».

Дасаоцза причесалась, надела голубую кофточку, на которой было всего пять маленьких заплаток, и, добавив к фасоли десяток яиц, отправилась в школу.

По дороге ей повстречался Хань Длинная Шея. Он остановился и отвесил почтительный поклон:

— Куда это ты, Дасаоцза?

О Длинной Шее ходила дурная молва, и Дасаоцза хорошо знала, что он бродяга. Бай Юй-шань тоже не раз ей говорил: «Длинная Шея — человек злой и лживый». Но ведь у женщин сердца так отзывчивы на ласку, что достаточно приветливой улыбки да доброго слова, и они сами идут в раскинутые сети.