Ураган - [115]

— Тогда слушайте: когда старина Чу был еще мальчишкой и пас свиней, то, как рассказывали старики, воровал он будто иногда кукурузу и картошку с чужих огородов.

Старик Чу покраснел до кончиков ушей и, потупив глаза, сознался:

— Что правда — то правда, соседи. Воровать в ту пору действительно воровал, но только с помещичьих огородов. Помещик кормил плохо. Выгонишь, бывало, на заре свиней, а в животе-то совсем пусто. Случалось иной раз, что и украдешь. Да ведь я тогда малолетний был, не понимал еще, что это плохое дело…

— А я скажу, — прервал Чу седобородый старик, — что это принимать в расчет нельзя. Помещики всю жизнь эксплуатировали бедняков, и стащить несколько картофелин с их огорода — это даже не грех…

— Да какое же тут воровство? — вмешался стоявший возле стены милиционер. — Это же было у помещиков. Важно, чтоб сейчас наши бедняки не трогали государственного имущества. Однако я про другое хочу сказать. У старины Чу все-таки есть небольшой изъян. К примеру, вот такой случай: служил как-то старина Чу старшим батраком у Тана Загребалы. По старому закону полагалось: прополол батрак грядку — садись и отдохни, покури. А вот однажды случилось так: заприметил старина Чу, что по полю идет с палкой Тан Загребала, и давай батракам кричать: «Кончай курить! Солнце уже садится, а работы еще много!» Это как, по-вашему, называется?

— Было такое дело? — спросили из президиума.

Старик Чу еще больше покраснел. Обливаясь потом, он распахнул куртку, сделал несколько шагов вперед и растерянно проговорил:

— Теперь уж, конечно, не упомню, но может быть и было. Да в то время мы еще несознательными были, не то, что теперь, когда все работаем под руководством коммунистической партии.

Снова пошли разговоры. Одни доказывали, что это не проступок, кто бы, мол, посмел при старом режиме идти наперекор помещикам. Другие, наоборот, говорили, что, каковы бы ни были тогда порядки, подлизываться к помещикам все равно нехорошо.

Люди вполголоса разговаривали между собой.

— Это самый лучший способ проверять людей, — рассуждал кто-то поблизости.

— Только наше демократическое государство могло придумать такой хороший способ — проверять на людях.

— Народ все видит, от него ни плохое, ни хорошее не скроется. Ты не увидишь — другой разглядит, другой не разглядит — третий подметит.

— Все равно как на экзаменах.

— А ты как думал? В игрушки играем, что ли? Это — удостоверение на всю дальнейшую жизнь.

В душе старик Чу уже ликовал: теперь-то первое место ему обеспечено. Но в этот момент в комнату тихо вошла вдова Чжао, и кто-то крикнул:

— Вдова Чжао Юй-линя пришла! Вот кого действительно надо поставить на первое место!

Не изменившая памяти покойного мужа вторичным замужеством, давшая клятву вырастить его сына, честная, обо всех заботившаяся вдова Чжао сразу оказалась в центре всеобщего внимания.

— Правильно! Она больше всех заслужила! — раздались отовсюду голоса.

Президиум без долгих обсуждений предоставил первое место в списке вдове Чжао, и старик Чу оказался теперь на втором.

На середину комнаты вышел возчик Сунь. Он отряхнул ватный халат, на который налипла подсолнечная шелуха, но не успел он еще и рта открыть, как старик Чу, иронически улыбаясь, спросил его:

— Никак тоже за место хочешь бороться, сосед?

Все засмеялись, некоторые стали подшучивать над Сунем:

— Ты, старина, лучше про своего медведя расскажи!

— Ведь в прошлом году, когда лошадей делили, ты струсил, а теперь метишь на второе место?

Старик, не обращая никакого внимания на шутки, прищурил глаз и спокойно, как обычно, насмешливо заговорил:

— Не о старом Суне речь. Вы только подумайте, кого мы забыли, кого обошли! Не догадываетесь? А я, старый Сунь, не забыл и предлагаю вам вспомнить про одного всем известного человека. Фамилия его — Го, а имя — Цюань-хай. Сейчас он в командировке, но скоро вернется. Чу Фу-линь, скажи-ка ты мне, как по-твоему: ровня он тебе или нет?

— Уж кому-кому, а председателю Го место свое с охотой уступлю, — поспешил ответить Чу.

С кана спрыгнул маленький худой мальчик. Никто толком так и не знал, как его зовут.

— А я предлагаю дать третье место У Цзя-фу, — волнуясь, заговорил мальчик, — пусть он расскажет про себя.

На середину комнаты вышел У Цзя-фу.

— Все мои предки, — начал У Цзя-фу, — работали батраками. В восемь лет я уже был свинопасом у Хань Лао-лю. Когда мне исполнилось тринадцать, помещик чуть не убил меня плетью. Видите, какие шрамы остались… — Он стал расстегивать куртку.

— Не надо! Не надо! — закричали присутствующие. — Кто не знает всей этой истории!

— Дать ему третье место! — поддержал кто-то из присутствующих.

— Верно! Верно! Дать третье! — согласились остальные.

Поднялся шум.

— Тише! Не шуметь! — крикнули из президиума. — Значит, У Цзя-фу дадим третье место, а старине Чу — четвертое? Какие еще будут предложения?

Тут заволновались женщины и вытолкнули вперед Дасаоцзу.

— Мой хозяин, — начала Дасаоцза, — сперва был в Хулане на курсах, а теперь работает в городе Шуанчэнцзы. Погостил немного дома, а сейчас уехал в командировку. Хотя во времена Маньчжоу-го он был большой лентяй, однако с тех пор, как приехала к нам бригада, совсем переменился…