Ураган для одуванчика - [3]

– Фрау Лямке, комиссар вас ждет.

Она не сразу поняла слов дежурного – слишком углубилась в горестные воспоминания. А когда поняла, резко поднялась и огромными шагами устремилась в указанный кабинет.

Курт Гроссе при ее появлении тоже вздрогнул, но быстро взял себя в руки, усадил в кресло и, изобразив на лице заинтересованное внимание, выслушал. Поняв, что она закончила, сказал самым любезным тоном, на какой был способен:

– Пока не вижу причин для беспокойства.

– А если ее убили, труп расчленили и кусками побросали в море?!

Курт Гроссе вообще к женщинам относился с интересом. Будучи вполне сносным семьянином, он тем не менее примечал красоток, попадавшихся ему на пути, и при случае не отказывал себе в интимных знакомствах с ними. Но в данный момент, глядя на особу, сидящую напротив, думал: окажись я с ней в одной постели, ни один доктор Германии, а медицина у нас, немцев, на высоте, не сумел бы вернуть мне потенцию.

Но посетительница ждала, и Гроссе, с трудом сохраняя на усталом лице вежливую мину, ответил:

– Уважаемая фрау Лямке, Берта Литхен сама вам сообщила о намерении перебраться в Эстонию. Почему вы предполагаете такие ужасы?

– Потому, что она мне не звонит уже больше трех с половиной месяцев.

– А что если ей не до вас? – наивно заметил полицейский, стараясь избегать колючего взгляда мужеподобной визитерши.

– Ваши предположения, офицер, бестактны, – воскликнула дама и грохнула по столу комиссара кулаком с такой силой, что графин с водой подпрыгнул, едва не оказавшись на полу.

Гроссе растерялся. При всей проницательности, свойственной людям его профессии, он не мог предвидеть ее реакцию и на всякий случай молчал. Но его молчание ее еще больше возмутило:

– Я пришла к вам, как к чиновнику, по долгу службы обязанному оберегать граждан Германии, где бы они не находились. За это мы на свои налоги вас содержим. Я уверена, что с фрау Литхен произошло несчастье, а вас это не трогает.

Гроссе сам начинал терять терпение:

– Фрау Лямке, поймите, Мюнхен огромный город. В нем каждый день случаются сотни преступлений. Разве вы не знаете, что у нас полно турок, арабов, русских и цыган? В полиции не хватает штата заниматься убийствами, грабежом и террористами, а вы просите меня искать даму, отбывшую отдохнуть от городской суеты? Кто вы ей – мать, дочь, тетя? Вы ей просто подруга. Подай заявление член ее семьи – дети фрау Литхен или ее муж, я бы его принял и приказал начать расследование. А так у меня ноль юридических оснований.

– Не говорите глупостей! У Берты нет и никогда не было детей, а ее муж уже двадцать лет на кладбище!

– Если она вдова, у нее вполне может оказаться друг, с которым она проводит время, не докладывая об этом подругам.

– Вы про Альфреда? Старый дурак Беншер делал ей предложение, но она его отвергла.

– Вы говорите, Альфред Беншер? Мне эта фамилия кажется знакомой.

– Значит, вы такой же негодяй, как он. Не примете моего заявления, пеняйте на себя.

Комиссар покосился на ее огромные ручищи, затем на графин с водой, чудом сохранившийся в целости, и решил не искушать судьбу дважды:

– Фрау Лямке, если вы сумеете выяснить, куда конкретно направлялась ваша подруга, я пошлю туда запрос. Это все, что я могу для вас сделать.

– Я же вам сказала, она уехала в Эстонию – крошечную республику бывшей империи зла. Там все друг друга знают. Напишите главному полицейскому этой Эстонии. Пусть реагирует.

Гроссе притих, пытаясь что-либо вспомнить о вновь народившейся прибалтийской стране.

– Как ни мала Эстония, там все же есть несколько городков, а за ними хутора. Это отдельные жилища фермеров. Если ваша приятельница живет у такого фермера, эстонская полиция об этом ничего знать не будет. Ей неоткуда это узнать – ведь границ у Евросоюза теперь нет, и визы для Эстонии не требуется. Вы меня поняли?

– Я поняла, что вам лень работать. Но мне не безразлична судьба этой женщины, и я вам помогу. Вот телефон, который Берта Литхен оставила садовнику, – и Лямке выложила на стол листок с номером.

– Так позвоните туда сами, – посоветовал комиссар.

– Не давайте мне идиотских советов. Естественно, я туда звонила, и не один раз.

– И что вам ответили?

– Мне ответили, что фрау Литхен съехала. Пусть эстонская полиция начнет ее поиск с этих негодяев.

– Это уже нечто… – тяжело вздохнул комиссар и, записывая номер в служебный блокнот, предупредил: – Скорого результата не ждите. Пока я пошлю запрос, пока мне ответят и тому подобное…

Фрау Лямке поднялась с кресла:

– Скажите, офицер, в нашей полиции работают одни мужчины?

Гроссе решил уточнить:

– В каком смысле?

– В прямом.

– Почему? У нас в полиции женщин много. Отдел нравов возглавляет женщина. Отдел несовершеннолетних преступников тоже. В полиции женщин хватает, а что?

– Очень жаль, что вы, комиссар, мужчина, – сообщила фрау Лямке и, выходя из кабинета, так хлопнула дверью, что посеребренный кубок, выданный комиссару за многолетнее участие в клубе болельщиков мюнхенской «Баварии», слетел со стеллажа на пол, а за ним и настенный календарь.

«Страшная баба», – подумал Гроссе и поспешил вернуть кубок на место. Затем поднял календарь. Наведя порядок, уселся в кресло и прикинул, кого из животных напомнила ему фрау Лямке. И когда сообразил, что ближе всего ей соответствует образ носорога, тут же обрел равновесие и принялся за работу.