Ups & Downs - [28]

Он так не хотел оставлять ее сладкий рот. Секунда казалась ему вечной. Он произнес слова торопливо, ожидая ее безоговорочное «хочу». Но прошла еще одна чертова секунда. И еще.

Ее стройное тело напряглось под ним, а потом как-то странно расслабилось.

И он готов был проклясть все на свете, когда услышал ее голос.

— Мистер Блэквуд. Отпустите меня. Немедленно.

Глава 7

Сейчас даже я сама себе казалась чокнутой. И это правильно… значит, все остальные видят меня просто доктором Франкенштейном.

Нагнувшись над раковиной, уставившись в слив, куда водоворотом стекала вода, я неторопливо, но напряженно размышляла. И слушала. Отдаленные, приглушенные звуки музыки за стенами и шум воды. И наше дыхание. И все. И это… ужасно.

Я до сих пор находилась рядом с ним. И с этим надо что-то делать, даже если расстояние между нами три метра.

Мужчина стоял у двери, опершись на стену, и курил. Причем там не было его прошлой элегантности абсолютно. Он словно пытался наесться этим дымом. Словно это был его завтрак, обед и ужин. Я наблюдала краем глаза его дерганые, резкие движения, понимая, что сама внутри такая же.

И я не совсем понимала, какого черта ему тут нужно. Тут именно или вообще тут. Заведение-то для женщин. Как уборная, так и клуб. Мужчин сюда не пускают, кроме мальчиков, которые здесь работают.

О, он тут работает, да? Представляя Блэквуда с долларами в стрингах, я не сдержала глуповатую ухмылку.

— Что смешного, эйки? — Его голос был хриплым и тихим. Сжег, наверное, себе уже все к чертям. А может просто был зол на меня до хрипоты.

— Это заведение… для женщин. — Проговорила я все же, пытаясь тем самым дать ему понять, чтобы он убирался.

— Это мое заведение.

О, его заведение.

В этот момент мне показалось, что весь Манхеттен его. Серьезно, вот захожу я в… эн…ну, скажем, в эти маленькие магазинчики со смешными комиксами или журналами, а там этот Блэквуд с коронным «это мое заведение». Или в Белый дом… хотя туда меня вряд ли пустят. Да он и не в Манхеттене…

Ну ладно — хоть в мой дом, ну? И он там, на моей кухне со своим коронным заявлением.

Я снова усмехнулась. На этот раз более оживленно. Скорее всего это было защитной реакцией, выплеском эмоций. Рыдать я при нем не собиралась, приходилось разряжаться смехом.

— Я тебя веселю? — Мне даже страшно стало от такого его тона.

Он разговаривал со мной так, словно я перед ним была виновата. Словно… словно, я была ученицей на уроке. И тут он со своим «я вас веселю?».

И вновь я представляю это… его перед картой Соединенных Шатов (почему именно география, не знаю), и еще с такими глупыми очками, где стекла толщиной с палец. У нашего школьного учителя по географии такие были. Умора. И все… меня пробрало…

Это, наверное, все мартини. Говорю же, так-то в обычной жизни — чокнутая, а после нескольких глотков — совершенно не управляема. Вот потому и стою теперь, тихо посмеиваясь с самым глупым выражением лица. И не могу остановится. Наверное, я бы уже через минуту на полу валялась, стуча кулаками в приступе смеха, если бы…

Честно говоря, это пугало. Серьезно. Нормальный мужчина не может делать все с такой легкостью и быстротой. Нет, конечно, возможно, он это проворачивал с женщинами раз пятьсот, мне то откуда знать. Но тогда меня это напугало до чертиков…

Секунда, и я уже сижу на крае этой раковины, удерживаемая его руками, которые по-хозяйски разместились на моей заднице. Я буквально утыкалась в его грудь, дыша этим сладковатым дымом и запахом самого мужчины.

И мне теперь было вообще не весело. Я готова была умереть от остановки сердца. От страха, конечно же. От чего же еще.

Потому что он сжимал мои ягодицы почти до боли, а эта его каменная тяжелая штуковина, которая у Бена больше походила на стручок фасоли, расположилась очень близко к месту назначения.

— Смешно, правда?! — Он уже рычал. Ей Богу, никогда такого не слышала, но это было рычанием. — Я только что едва не трахнул тебя в том коридоре, а ты теперь веселишься… а может ты этого и добивалась?

— Мистер Блэквуд…. Уберите свои грязные руки. — Я бормотала, а не говорила уверенно и резко, как надо было. Наверное, поэтому он и на дюйм не сдвинулся. — Я не знала…

О, прозвучало ужасно. И потому настал его черед смеяться. Меня поразил этот богатый, угрожающий звук.

— То есть ты бы предпочла, чтобы тебя отымел незнакомец, правда? — Все эти его грубые «отымел» и «трахаться»… они звучали у него как-то совершенно невероятно. Не грязно и дико, а словно… правильно. — Ну, в таком случае, я уже жалею, что в тот раз спросил твоего разрешения. Чертовски жалею.

А я нет. Серьезно, я ему даже благодарна была. Один единственный раз, я хотела сказать ему «спасибо». От души. Потому что — жестокая истина — но я была готова с тем человеком в коридоре на все. И, слава Богу, он казался Блэквудом, потому что он был единственным мужчиной в мире, с которым у меня ничего не может быть.

Уф, все же есть Господь Бог. Спаситель мой.

— Не стоит. О чем жалеть-то, собственно…? — Вот я опять завела эту пластинку профессиональной дурочки. Потому что была напугана до колик, и не знала, как отвязаться от этого человека. Я думала, с ним это сработает.