Управление войсками - [27]

Другой враг внезапности — привычки, укоренившиеся в штабах и соединениях русской армии. Весной 1945 года я командовал в Восточной Пруссии группой армий «Север», которая противостояла 3–му Белорусскому фронту. После неоднократно неудавшихся атак в ходе шестинедельного сражения русские несколько раз меняли направление главного удара. После каждой смены позиций артиллерийские соединения докладывали по радио о готовности к ведению огня. И это помогало нам не только установить сосредоточение основных сил, но и сделать вывод, что через два дня после готовности к ведению огня артиллерией начнется (так было всегда) наступление. Это [71] время было необходимо пехоте, которая выдвигалась в последнюю очередь, для занятия исходного рубежа для наступления. Такой была в русской армии схема подготовки к наступлению, позволявшая установить даже день атаки и предотвратить внезапность. Следовательно, смена привычек и способов действий приобретает для достижения внезапности особое значение.

Важным является также то, чтобы не только день, но и час атаки не был внезапным, и главным образом потому, чтобы иметь возможность в нужный момент довести до высшего предела заградительный огонь своих средств. Первоначальная привычка обеих сторон начинать боевые действия на рассвете привела в конечном итоге к тому, что в это время всегда ждали наступления и приводили войска в наивысшую боевую готовность. Поэтому позже стали устанавливать другое время начала наступления.

Первоначально перенос артиллерийского огня в глубину свидетельствовал о начале наступления пехоты, которое уже не являлось для обороняющегося неожиданным. Это привело к тому, что артиллерийский огонь вскоре после его переноса в глубину вновь стали сосредоточивать на переднем крае обороны, что оказывалось неожиданным для обороняющегося и стоило ему больших потерь. Затем снова отказались от вторичного сосредоточения огня на переднем крае и переходили в наступление сразу же после его первого переноса в глубину. Это являлось неожиданным для обороняющегося и часто кончалось успешным прорывом его обороны.

Снижение внезапности усматривали и в продолжительной артиллерийской подготовке. Это послужило причиной того, что во многих случаях вообще отказывались от намерения, первоначально преследуемого артиллерийской подготовкой, — подавить средства обороны и вывести из строя живую силу противника, и стремились к тому, чтобы путем кратковременного, но массированного огневого удара всеми средствами заставить противника укрыться и, держа его в укрытии, помочь наступающей пехоте преодолеть критическую стадию сближения. Все это говорит о необходимости смены способов руководства артиллерийским боем с тем, чтобы лишить противника расчетливой безопасности.

При наступлении русских мы очень часто имели возможность распознать направление их тактического удара [72] на основе анализа обстановки, интенсивности артиллерийского огня и глубины ведения его по тыловым районам. При собственных атаках мы стремились к тому, чтобы ведением артиллерийского огня по возможности скрыть направление основного удара. Мы часто отходили от практики ведения первых боев, когда артиллерийский огонь, ведущийся по всему фронту, в последний момент сосредоточивался на главном направлении, ибо это давало противнику ценные исходные данные.

Аналогичным образом опасность создается в тех случаях, когда противник становится свидетелем авиационной поддержки, осуществляемой на направлении нашего главного удара. Не следует думать, будто в подобных случаях противнику уже поздно сделать из этого факта полезные выводы и уменьшить последствия внезапности. Во всяком случае, в результате раннего выявления направления главного удара путем анализа характера артиллерийского огня и действий авиации, используемой лишь на основных направлениях, обстановка становится ему яснее, и он освобождается от необходимости долгое время ждать, пока она не прояснится. Он может, к примеру, немедленно переместить резерв, который оказался не совсем на месте в соответствии с прояснившейся обстановкой, а также выиграть значительное время для проведения других мероприятий. Таким образом, не только тактика артиллерии, но и тактика авиации должна подвергаться проверке с точки зрения внезапности.

Для противника может оказаться внезапностью, если мы не будем придерживаться в каждом случае известных ему принципов ведения боевых действий. Когда немецкие танковые соединения после удачного прорыва в ходе кампании 1940 года на Западе продолжали наступление, не заботясь вопреки положениям уставов о своих флангах, и достигли районов, лежащих глубоко в тылу противника, это было такой неожиданностью для вражеского командования, что оно оказалось не в состоянии предпринять энергичные и действенные меры и приняло непродуманное решение. Внезапность была здесь даже двойной: она заключалась и в необычности, и в неожиданности положения, в котором оказалось командование противника. Глубокие прорывы танковых частей, достигнутые в ходе кампании 1941 года на Восточном фронте, имели успех с точки зрения внезапности потому, что русские, видимо, [73] не изучали боевые действия, ведущиеся на Западе, или же не делали из них соответствующих выводов.