Упирающаяся натура - [36]

Фактически они будут поставлены в то же положение, что и персонал психбольницы, голосующий согласно популярной песне протеста. Если для того, чтобы остаться персоналом, а не быть переведённым в разряд пациентов, нужна такая малость, как выбирать Путина…

Ведь если в фильме про кусачих зомби нужно съесть ложечку кала, чтобы оказаться не подверженным вирусу, мы быстро смиряемся с этим неприятным условием и вот уже злимся на тормознутую деваху с принципами, которая в самый ответственный момент кочевряжится, не хочет есть ложечку. Мы уже презираем её за тупость и немножечко ненавидим, и от всей души считаем блондинкой… а она всего лишь-навсего не хочет глотать говно.

Так вот и тут то же самое. Если никаких других способов не быть дальше кусачим зомби, кроме как съесть ложечку говна не отыщется, значит, у Прохорова отыщется масса доселе нам неведомых достоинств и черт.

Но вообще, конечно, обидно жить в столь несовершенном мире. Вот если бы кандидатом в президенты РФ был доктор Хаус!.. Что только на первый взгляд абсурд.

Ну и что с того, что он телевизионный персонаж? А кто не телевизионный персонаж?

Ещё раз — кто?

Всего через неделю, а тем более через месяц это не покажется таким уж… непривычным. Привыкнем! Зато какой кандидатище не пропадёт. Он же попадает в электорат, как сперматозоид в яйцеклетку! Middle Class Superhero!

Кто популярнее, чем Иисус Христос?

Тот, кто ныне исполняет его обязанности.

Популярности доктора Хауса складывается из трёх слагаемых и все они работают на уровне подсознания. Во-первых, он изумительно похож на похудевшего Гомера Симпсона, — срабатывает идеологема «добейся» (а точнее, идеологема «можно»). Стоит только захотеть, и можно похудеть, как доктор Хаус, поумнеть, как доктор Хаус, поприятнеть, как он… А если можно, если точно знаешь, что можно, то уже и не нужно. А когда не нужно — это свобода.

Перефразируя «Большого Лебовски», Хаус парится за всех нас. Типа как за наши грехи (зачёркнуто) за нашу свободу.

Во-вторых, он воплощает представления о Боге для тех, кто и не подозревает о том, что имеет таковые: парадоксален, настойчив, раздражающе необъясним, кажется, что эгоистичен и жесток, а на самом деле терпелив, мудр, добр и по-отечески силён. Иногда слаб и терпит личные поражения (ср. «Моление о Чаше»), но никогда не терпит их в деле, то есть там, где, собственно, богом и работает. Как и Бог, он очень педагогичен. Любит говорить полузагадками, притчами и коанами. Часто исцеляет и порою воскрешает из мёртвых.

В-третьих, это солидный Господь для солидных господ: иногда в поле гения доктора Хауса оказываются какие-нибудь нищеброды (по социально-нравственной разнарядке), но чаще к нему попадают с поля гольф-клуба или с борта собственной яхты. Это естественно. Высококлассный специалист, многого добившийся в профессии, притягивает других высококлассных многого добившихся специалистов, ничего ужасного в этом нет. Это называется естественный отбор, его открыл Дарвин.

По сути, доктор Хаус является тем, карикатурой на что является Прохоров, а так же и любой другой кандидат-человек, произошедший от обезьяны, включая (сейчас, наверное, меня убьёт молнией) М.Б. Х-ского. Housе M.D. — это божественное начало. Middle Class Christ. Так пусть же в белом венчике седины он озарит путь дюжине апостолов Революции!

Да, трудно. Да, сломить косность миллиона воспрепятствующих этому идиотов и самого доктора, который наверняка удивится, будет нелегко. А кому было легко?

Рэндлу Патрику Макмэрфи?

Вождю, когда он поднимал питьевой фонтанчик?

По крайней мере, надо попробовать. Доктор без перчаток и маски входил в оспяной блок, чтоб спасти жизнь одной-единственной пациентки, а тут можно спасти целую страну. Пусть не самую выдающуюся и заслуживающую того, но, помилуйте, ведь у нас есть Упячка!..

Упирающаяся натура

Потрясающий фоторепортаж Екатерины Соловьёвой из сельской библиотеки (http://katias.livejournal.com/324344.htm)l. Нет там никаких ужасов, типа обвалившихся потолков и плесневеющих книжных груд, — напротив, всё очень пристойно, но это-то как раз и выворачивает душу. «Достойная бедность», или как её там.

Так иногда бывает: вид потухшего больного ребёнка ранит меньше, чем вид ребёнка-калеки, пытающегося радоваться жизни. Может быть, это слабость. От непомерного, непосильного для души горя можно попросту уйти, закрыться, а когда ток слабее, и предохранители выдерживают, — приходится пропускать сквозь себя. А может быть, это сила. В первом случае нельзя предаваться созерцанию, надо действовать (пусть даже и без надежды), а тут — есть время прослезиться, порассуждать.

Библиотека — оплот культуры; в деревне Фабрика она ещё и местный музей. С книгами соседствуют патефон, самоварная труба, вальки, чугунки… Музейными экспонатами становится то, чем мы перестаём пользоваться. Коса, ухват, угольные утюги, книги. Стенд «Опалённые войной» и стенд «Служу Отечеству».

Кабы это был взаправду музей, тогда ладно, тогда не больно. Больно оттого, что эти слова и вещи (идеологемы, ценности и понятия) пока ещё упираются. Ещё не согласны с тем, что умерли. Что их уже забрасывают землёй.