Универсальное устройство - [37]

Стрикон также воспользовался случаем и поэкспериментировал с музыкальными возможностями нового оборудования, он написал программу, которая превратила сенсорный планшет в рабочий терменвокс. Движением руки влево или вправо регулировалась частота, а движением вверх и вниз – звук. На прародителе iPhone можно было играть, как на русском протосинтезаторе, и только потом у него появилось множество других функций. «Забавно было повозиться с подобными глупостями», – вспоминает Хуппи.

Перспективы казались многообещающими и бередили душу: мультитач был способен не только оснастить новое поколение планшетов, с которыми пользователи могли взаимодействовать напрямую (хотя одно только это уже было интересно, практично и удобно), он ещё мог работать на всех сенсорных панелях и устройствах ввода для обычных компьютеров. Телефоны тогда всё ещё оставались в стороне.

* * *

Команда аппаратного обеспечения собирала рабочий сенсорный экран. Джобс ходил воодушевлённый. Промдизайн перебирал идеи форм-фактора. А планшету требовался чип, который активировал бы программное обеспечение датчиков касания, разработанное Стриконом.

Команде ещё не приходилось иметь дела с заказными чипами, только у их начальника, Стива Хотеллинга, имелся подобный опыт, и он помог с осуществлением затеи. «Он просто сказал: „Да без проблем, мы просто предложим разумную цену там, где изготавливаются чипы… примерно миллион баксов; месяцев через восемь будет у нас чип“», – рассказывает Хуппи.

Они остановили свой выбор на южно-калифорнийском производителе чипов, корпорации Broadcom.

Вопреки своей политике, Apple вдруг решила пригласить представителей компании к себе, чтобы те своими глазами увидели «чудо».

«С тех пор никого больше так не приглашали», – говорит Хуппи. Хотеллинг полагал, что если подрядчики воочию увидят прототип, то придут в настоящий восторг и намного быстрее и качественнее выполнят работу. Таким образом, небольшая команда Broadcom очутилась в испытательной лаборатории. «Незабываемый момент, у ребят просто глаза загорелись от восторга, – рассказывает Хуппи. – Один из них потом даже перешёл работать в Apple, да и сейчас там работает и до сих пор вспоминает тот день».

Но до завершения работы над чипом оставались ещё месяцы.

«Тем временем нам приходилось собирать больше прототипов, которые „можно посмотреть и потрогать“», – говорит Хуппи. Проект всё разрастался, и всё больше людей хотели испытать демо-версию. Команда понимала, что если они не предоставят запрашиваемое количество, руководство может потерять интерес к проекту. «В итоге мы собрали дисплей, который выглядел, как iPad, но подключался через провод к компьютеру, – рассказывает Стрикон. – Именно этого я и добивался – сделать вещь, которую можно взять в руки».

Впрочем, первую волну протопланшетов, собранную командой, сложно было назвать безупречной.

«Некоторые прототипы из тех, что мы собрали, являлись по сути теми же Mac-планшетами… и батарея в них могла продержаться от силы час, – смеётся Стрикон. – Пользы было немного». Его оценка намного позитивнее высказываний Баса Ординга, которому приходилось работать с прототипами в процессе разработки пользовательского интерфейса. «Планшет перегревался, и батарея дохла буквально через пару минут», – смеясь, вспоминает Ординг.

Команда собрала примерно пятьдесят прототипов – толстые, белые и планшетоподобные предки iPad. Таким образом разработчики-программисты смогли впихнуть сенсорную панель в программное обеспечение Mac, не жертвуя ни работоспособностью, ни мощностью, а команда пользовательского интерфейса смогла продолжить совершенствовать интерфейс.

Проблемы общения

Проект успешно развивался, а тем временем у некоторых членов команды начались проблемы в связи с жёсткой корпоративной культурой Apple. Стрикон, к примеру, не привык к корпоративной иерархии и атмосфере консерватизма: он был энергичным исследователем и экспериментатором с нестандартным мышлением, который, как вы помните, только недавно окончил МТИ. Его начальник, Стив Хотеллинг, делал ему выговоры за то, что Стрикон на совещаниях постоянно перебивает старших по званию (например, самого Хотеллинга); Стрикон же в ответ упрекал его в том, что он прожжённый корпоративный служака. Хуже всего, говорил он, был кружок старой гвардии, которая никого – кроме себя самих – не подпускала к принятию решений. «Многие люди состояли там уже очень долгое время. Такие, как [первый заместитель директора маркетинга] Фил Шиллер, они чуть ли не всю жизнь работали здесь, и их группа уже давно устоялась». Стрикон чувствовал, что на совещаниях все его задумки просто отметаются в сторону. «Что-то вроде „Ясно, как тут всё устроено: выдвигать идеи позволено только избранным“».

Вне работы над проектом Стрикон был одинок и печален. «Я пытался общаться с людьми, но ничего не получалось… Мне даже пытался помочь отдел по работе с персоналом, – вспоминает он, – знакомил меня с людьми».

Добродушие Ординга тоже время от времени проверялось на прочность. Он приходил на еженедельные совещания с главой Apple, но часто сталкивался с малоприятными выходками Джобса, переносить которые едва хватало сил. «Был период, – рассказывает Ординг, – когда пару месяцев, а может, и полгода – не важно, я просто не ходил на совещания Стива». Джобс устраивал выволочку его коллегам в самой низкой манере, и у Ординга не было никакого желания в этом участвовать. «Мне просто не хотелось там находиться. На уме было что-то вроде: „Не пойду, Стив – просто скотина“. Слишком часто он скандалил совершенно не по делу и на пустом месте, – говорит Ординг. – Но никто не замечал, потому что большинство людей всё бы отдали, лишь бы попасть на эти совещания: „О Боже, это же Стив!“ А мне это всё порядком надоело».