Уничтожить королевство - [43]

Я верчу в руке ракушку. С самого расставания с Элианом на рынке я пытаюсь услышать хоть что-то, но удостаиваюсь лишь невыносимой тишины. По пути к водопаду я отчаянно прижимала ее к уху, надеясь, что со временем океан откликнется. И пару раз даже почти обманула себя, решив, будто вот он, шум волн. Гул шторма. Бурлящий материнский смех. На самом деле у меня лишь звенело в ушах. Ракушка давно лишилась силы. И только дразнила меня, болтаясь перед глазами и пробуждая жажду обладать ею. Может, это одна из уловок Морской королевы? Оставить при мне ракушку и насмехаться отголосками моего загубленного наследия.

Я крепче сжимаю подвеску в руке, желая ощутить, как она крошится о мою кожу. Трескается и рассыпается прахом. Но когда разжимаю пальцы, раковина цела, ни единого скола, и лишь на ладони моей видны углубления от ее граней. Я широко размахиваюсь и с криком швыряю подвеску подальше. Она входит в воду со скучным плюхом и не спеша опускается на дно. Я вижу каждый миг этого медленного погружения, пока ракушка наконец не оседает на песке.

И вдруг начинает светиться. Поначалу слабо, но потом рассеивается по дну сияющими шарами и тлеющими углями. Я осторожно отползаю. За все то время, что я использовала подвеску для связи с сиренами или даже как компас, указующий путь к родному королевству, такое я видела нечасто. Она зовет, словно чувствуя мое отчаяние, обшаривает окрестные воды в поисках моих сородичей. Теперь это не карта, а маяк.

А затем, через считаные секунды, появляется Калья. Светлые волосы кузины, скользнув по воде, падают ей на лицо, не давая нашим взглядам встретиться.

Я вскакиваю на ноги и молвлю изумленно:

— Калья, ты здесь.

Она кивает и протягивает руку. В длинных когтистых пальцах зажата моя ракушка. Калья бросает ее на траву у моих ног.

— Я услышала твой зов, — произносит тихо. — Ты уже заполучила сердце принца?

Но взгляда не поднимает, и я хмурюсь.

— В чем дело? — спрашиваю. — Ты теперь и смотреть на меня не в силах?

Кузина лишь качает головой, и в груди болезненно трепыхается горечь. Когда-то она так восхищалась мной, что моя мать ее возненавидела. Всю свою жизнь я заботилась лишь о Калье, а теперь она даже не может посмотреть мне в глаза.

— Все не так, — говорит она, словно читая мои мысли.

А потом поднимает голову, и на тонких розовых губах расцветает слабая улыбка, пока кузина непривычно поигрывает водорослями, прикрывающими ее грудь. Она оценивает мой человеческий облик, и вместо ожидаемого страха или отвращения на лице ее отражается любопытство. Калья склоняет голову. Ее молочно-желтый глаз широко распахнут и блестит. Но второй, который в точности как мой, закрыт и изувечен чернотой.

Я так сильно стискиваю зубы, что они скрипят.

— Что случилось?

— Положенное наказание.

— За что?

— За то, что помогла тебе убить адекаросского принца.

Я возмущенно шагаю вперед и, покачиваясь, замираю на краю лагуны.

— Я приняла это наказание.

— Самую страшную его часть, — поправляет Калья. — Только потому я еще жива.

По коже пробегает мороз. Стоило догадаться, что мать не насытится наказанием одной сирены, когда может покарать двух. Зачем оставлять меня страдать в одиночестве? Она частенько преподносила мне этот урок. Сначала с Крестелл, а теперь с ее дочерью.

— Морская королева излишне милосердна, — говорю я.

Калья смиренно улыбается.

— Сердце принца все еще при нем? — спрашивает она. — Если заберешь его, все будет кончено. Ты сможешь вернуться домой.

Я вздрагиваю от отчаянной надежды в ее голосе. Калья боится возвращаться в море Дьяволос без меня, ибо тогда некому будет защитить ее от моей матери.

— При первой нашей встрече я едва не утонула, так что была слишком слаба, чтобы его убить.

Калья ухмыляется:

— Какой он? Отличается от других?

Я подумываю рассказать ей о компасе Элиана, распознающем ложь, и о кинжале, что остр, как его взгляд, и пьет кровь, которую и проливает. Рассказать, что принц пахнет рыбацкими сладостями и морской солью. Но говорю совсем иное. То, что покажется Калье куда забавнее.

— Она запер меня в клетке.

Она захлебывается смехом.

— Как-то это не по-королевски, — выдавливает наконец. — Разве знатным особам не положено быть любезными?

— Полагаю, у него есть дела поважнее.

— Например? — пылко спрашивает Калья, стягивая с руки нить водорослей.

— Охота за легендами.

Она бросает на меня дразнящий взгляд:

— Разве ты не одна из этих легенд?

Я на эту остроту лишь вскидываю брови, радуясь, что лицо кузины вновь светится жизнью.

— Он ищет Второе око Кето, — поясняю я.

Она плывет вперед и упирается руками во влажную траву у моих ног.

— Лира… ты ведь задумала что-то ужасное? Мне стоит гадать?

— Зависит от того, насколько тебе нравится пресмыкаться перед любимой тетушкой.

— Морская королева зря ожидает преданности, коли сама проповедует иное, — говорит Калья, и я знаю, что она думает о Крестелл. О матери, что самоотверженно отдала за нее жизнь, над чем моя мать может только насмехаться.

Меня не удивляет, что Калья готова пойти против Морской королевы. Единственное, что меня когда-либо удивляло, так это ее неизменная преданность мне. Даже после того, что я сделала. После того, к чему меня принудили. Смерть Крестелл почему-то связала нас, а не развела в стороны, как явно надеялась моя мать. И я не могу не испытывать самодовольства, замечая хитрый блеск в глазах Кальи. Ждала я этого или нет, такое проявление верности слишком уж приятная штука.