Унесенный потоком - [9]

Если нет денег, надо либо воровать, либо уехать за границу, либо жить за счет родных и близких. В конце концов, можно попросить у кого-либо взаймы…

Но, взглянув на мужа, Фрэнсис поняла, что в мире Джереми не существует подобных возможностей. Нельзя ни просить, ни занимать, ни жить за чужой счет. (И, наоборот, вы всегда уверены, что никто из вашего круга не попросит у вас ничего подобного).

Фрэнсис стало жаль Джереми, и она почувствовала себя виноватой за свою легкомысленность. Она поняла: спасение зависит от решительных практических шагов.

— Нам надо будет все продать? Фирма терпит банкротство?

Джереми Клоуд поморщился, и она поняла, что говорит глупости.

— Мой дорогой, — нежно произнесла она, — ну расскажи мне все. Не могу же я гадать…

— Два года тому назад у нас был серьезный кризис, — неохотно произнес Джереми. — Наверное, помнишь, когда сбежал молодой Уильямс. Мы с трудом встали на ноги. Затем были трудности, вызванные положением на Дальнем Востоке, сложившимся после Сингапура…

Она прервала его:

— Не надо перечислять мне все причины. Они не имеют для меня значения. Ты в беде и не можешь выпутаться. Ведь так?

— Я всегда полагался на Гордона, — пояснил Джереми. — Он бы помог.

— Конечно, — она нетерпеливо вздохнула. — Я не виню его. В конце концов, вполне естественно потерять голову из-за хорошенькой женщины. И почему ему нельзя было вновь жениться, если он так решил? К несчастью, он погиб во время бомбежки, так и не успев написать завещание и уладить все свои дела. Человеку свойственно не верить в опасность, как бы велика она ни была, и он всегда убежден, что случайный снаряд поразит кого-то другого.

— Не говоря уже о том, что я его не только любил, но и гордился им, — проговорил Джереми, — его гибель стала Для меня катастрофой. Она произошла в тот самый момент…

Он замолчал.

— Так нас объявят банкротами? — спросила Фрэнсис с холодным интересом.

Джереми Клоуд почти в отчаянии посмотрел на жену. Хотя она и не понимала всей сложности ситуации, ему было бы сейчас значительно легче, если бы она приняла это известие с рыданьем и слезами, а беспристрастный практический интерес совершенно сбивал его с толку.

— Все гораздо хуже, — глухо произнес он.

Он видел, как она в задумчивости застыла, и подумал: «Сейчас я ей все расскажу, и она узнает, кто я… Она должна знать. Возможно, сперва она этому не поверит.»

Фрэнсис Клоуд вздохнула и выпрямилась в своем кресле.

— Ясно, — произнесла она. — Растрата. Или что-то в этом роде. Как у молодого Уильямса.

— Да, но на сей раз — ты даже этого не понимаешь — я виноват. Я воспользовался средствами фирмы, которые были в моем распоряжении. Таким путем я покрыл свои расходы.

— И теперь все может всплыть?

— Да, если я быстро не внесу необходимую сумму.

Никогда в жизни ему еще не было так стыдно. Как она это воспримет?

В данный момент она отнеслась к этому совершенно спокойно. Впрочем, подумал он, Фрэнсис никогда не устроит сцену. Не будет ни укорять, ни бранить.

— Как глупо, — заметила она нахмурившись, — что у меня нет своих собственных средств.

— По брачному контракту, — натянуто произнес он, — тебе причитается определенная сумма, но…

— Но ее, я думаю, уже нет, — рассеянно закончила Фрэнсис.

Джереми молчал.

— Мне очень жаль, Фрэнсис, — наконец с трудом произнес он. — Так жаль, что я не могу это выразить словами. Ты совершила невыгодную сделку.

— Ты уже это говорил, — сказала она, бросив на него резкий взгляд. — Как это понимать?

— Когда ты была так добра и вышла за меня замуж, — натянуто проговорил Джереми, — ты была вправе ожидать спокойной жизни, свободной от всяких тревог.

Она посмотрела на него в полнейшем изумлении.

— Ну что ты, Джереми! Как ты думаешь, почему я вышла за тебя?

— Ты всегда была, — улыбнувшись, произнес он, — самой преданной женой, дорогая, но вряд ли ты вышла бы за меня при… ээ… других обстоятельствах.

Она уставилась на него, а затем разразилась смехом.

— Ты — старая дубина! Какие удивительно странные мысли могут скрываться за такой внешностью! Ты наверняка думаешь, что я вышла за тебя замуж, чтобы послужить своеобразной оплатой твоих расходов по спасению отца от мошенников вроде руководителей жокейского клуба и им подобных?

— Ты очень любила своего отца, Фрэнсис.

— Я была ему предана! Он ужасно привлекателен, и с ним было чертовски весело жить, но я всегда знала, что он — никудышный человек. И если ты думаешь, что я продалась семейному поверенному ради спасения отца от тюрьмы, к которой тот всегда стремился, то, значит, ты никогда меня не понимал. Никогда!

Она уставилась на него. Удивительно, думала она, прожить с человеком более двадцати лет и не знать, что у него на уме. Но откуда это можно знать, если он так отличается от нее? Это, конечно, романтик, правда, хорошо закамуфлированный, но все-таки романтик. Она подумала: «Это же можно было понять по картинам в его спальне. Бедный милый дурачок!»

— Я вышла за тебя замуж, — произнесла она вслух, — потому что любила тебя.

— Любила? Но что ты нашла во мне?

— Откровенно говоря, Джереми, не знаю. Ты очень сильно отличался от всего папиного сброда. Во-первых, ты никогда не говорил о лошадях. Если б ты только знал, как я устала от подобных разговоров. Как-то вечером ты пришел к обеду — ты помнишь это? — я села рядом с тобой и попросила объяснить, что такое биметаллизм. И ты мне это объяснил, действительно объяснил! Это заняло весь обед — целых шесть блюд! Мы тогда были при деньгах, и у нас даже был французский повар.