Унесенные ветрами надежд - [19]

– Нет! – закричала она, напрягаясь и беспомощно обнимая его шею. – Перестань!

Однако с таким же успехом она могла приказывать морю прекратить движение волн. Дункан даже не слышал ее. Его тело, как молот, входило в нее, а затем он выгнул спину и испустил подавленный крик, за которым последовал продолжительный стон. Она почувствовала конвульсивное подергивание внутри себя, с которым он излился в нее, а затем сделал шумный выдох. Застыв от ужаса, она закрыла глаза, когда он медленно дал ей сползти по нему вниз и при этом выскользнул из нее.

Элизабет ничего не могла сказать. Она неподвижно стояла на месте, все еще прислонившись спиной к дереву, а ее взгляд был прикован к следам ног на глинистой почве. Краем глаза она уловила, что Жемчужина пасется всего лишь в дюжине шагов от нее. Дункан нерешительно протянул руку, подтянул ее корсет вверх и поправил на ней накидку.

– Я боюсь, что в пылу битвы мы несколько забылись. – Он осторожно погладил ее по голове. – Что с тобой? – спросил он.

Именно в этот момент она вышла из оцепенения. Говорить было не о чем. Оставалось только убежать, все остальное только ухудшило бы ситуацию, указав на ее позор. С развевающимися юбками она помчалась к Жемчужине, запрыгнула в седло и ударила кобылу пятками по бокам.

– Но! – закричала она. – Вперед!

Испуганная такой непривычной спешкой, кобыла встала на дыбы, однако Элизабет уже крепко держала поводья в руке. Она снова ударила пятками по бокам Жемчужины, взяла ее в шенкеля и заставила прыгнуть вперед, так что та буквально полетела галопом через поля, прочь от моря и от мужчины, который одновременно был и свидетелем, и виновником самого страшного позора в ее жизни.

Все ее тело горело от стыда, а в голове было пусто, словно ее кто-то вымел веником. Шок из-за случившегося парализовал ее разум. И лишь после того, как позади остались деревни и она снова направилась в сторону Рейли-Манор, девушка взяла себя в руки. Ей нужно было подумать, как вести себя, когда она снова окажется дома. Должна быть какая-то видимая причина тому, что она в столь смущенном состоянии. Не говоря уже о растрепанном виде, разорванном спереди корсете и следах на одежде. Когда она увидела пятна на юбке, то прокляла себя за свою глубочайшую глупость. Почему она не сообразила, что ей предстоит, когда он поднял ее на руки? В конце концов, она выросла в деревне и достаточно часто собственными глазами видела, как спариваются животные. Пусть даже у них это выглядело несколько по-иному, но сам процесс все равно был точно таким же.

В какой-то момент она подумала о том, что можно было бы прямо заявить, что Дункан Хайнес напал на нее и изнасиловал. И каждый, без сомнения, поверил бы ей на слово, ведь его корабль стоял на якоре у побережья, а владелец находился в той местности, где она обычно каталась верхом. К тому же все считали его наглым и бессовестным. Однако эту мысль она отбросила сразу же. Его схватят и повесят, и тогда его смерть будет на ее совести. Нет, нельзя сказать, что она не желала ему смерти – ее гнев на него был безграничным, и чем больше Элизабет размышляла, тем сильнее злилась на него. Он обошелся с ней как с какой-то проституткой, не хватало только еще, чтобы он предложил ей за это деньги!

Однако, что бы ни думала Элизабет, она осознавала, что виновата во всем была только одна-единственная особа – она сама. Ей нужно было сразу остановить его, уже вчера, когда он заявил о придуманной моряками традиции. Но вместо этого она снова поехала к нему, накликав на себя беду. Она не только позволила ему ласкать себя, а даже сама бросилась ему на шею. Она воспламенилась и сгорела, словно фитиль, подожженный с двух сторон. Дункан не виноват. Это она, похотливая, сладострастная и безнравственная, совершенно забыла обо всех приличиях. Для нее оказалось достаточно одного поцелуя и нежных поглаживаний, чтобы она потеряла контроль над собой. Задним числом ей стало понятно, что она искала с ним следующей встречи только затем, чтобы утолить лихорадочную потребность вновь упасть в его объятия. А он всего лишь взял то, что она ему преподнесла. Осознание этого поступка было настолько болезненным для нее, что Элизабет всхлипнула. Однако девушка, проклиная себя, понимала, что другого она не заслужила и что ей придется принять меры к тому, чтобы об этом никто не узнал.

Элизабет снова села в седло и всю дорогу домой думала о том, как разрешить свою самую острую проблему. Она остановила Жемчужину на краю небольшого леса у незаметного ручья. Была всего лишь одна возможность надежно устранить все следы. Она осмотрелась по сторонам, но нигде не было видно ни единого человека. Уже смеркалось, все люди сидели в тепле, никто по такой погоде не задерживался долго на улице. Она быстро стянула с себя всю свою одежду, застирала в ручье предательские пятна, а затем снова оделась. Ее тело дрожало от холода, зубы стучали, а пальцы на ощупь казались ледяными сосульками. Однако этого было недостаточно. С чувством презрения к смерти она сняла с себя сапоги и бросила их в ручей, затем смочила волосы и лицо и на мгновение опустила в воду свою накидку. После этого Элизабет натянула мокрые сапоги и поспешно села на лошадь. Кобыла испуганно заплясала, потому что ледяная вода с накидки стала стекать на нее, но, когда Элизабет ласково заговорила с ней, Жемчужина успокоилась и перешла на равномерную рысь. До дома было уже недалеко, не больше половины мили, однако, добравшись наконец до господского дома, Элизабет совсем окоченела.