Унесенные бездной. Гибель «Курска». - [56]

В подводники курсанта Глеба Лячина посвящал сам отец да ещё на своем корабле, на «Курске». Редкое ныне отцовское счастье – иметь не просто продолжателя рода, но и наследника дела, преемника. Надо видеть улыбку, с какой он вручает сыну в центральном посту шуточное удостоверение, как по-мужски, по-дружески дает он ему морского «краба» – растопыренную пятерню для настоящего флотского рукопожатия. Потом они сфотографировались наверху – на мостике атомного крейсера – плечом к плечу, оба в черных подводницких пилотках, Глеб – в отцовской куртке-«канадке». За их широкими плечами – Баренцево море. То самое, что станет одному из них могилой, другому – купелью…

Когда я увидел этот фотоснимок, у меня мурашки по коже пробежали. Ведь Глеб в том походе вполне мог быть вместе с отцом. Не зря и слух такой прошел – отец и сын вместе принимают муки в затопленной подводной лодке. Но слух, по счастью, не подтвердился.

И от второго снимка мороз пробрал: Геннадий Лячин полулежит со скрещенными на груди руками, а над головой у него белый нимб, а за спиной – ангельские крылья… Глаза закрыты. Полусидит в командирском кресле «Курска». Сразу не понял в чем дело, решил – экое кощунство! Кто же это так подшутил?

Да свои же офицеры и подстроили. На флоте говорят: «Командир это человек, который мгновенно засыпает от усталости и тут же просыпается от чувства ответственности». Это и о Лячине сказано. Прикорнул он на походе, не вставая с кресла, тут-то его и подловили – быстро вырезали из старой штурманской карты крылья и нимб, пристроили и штурманским же фотоаппаратом, предназначенным для фиксации через перископ торпедированных целей, сняли.

Надо заметить, не каждый командир «термоядерного исполина» позволит такие шуточки. Но у Лячина хватало чувства юмора, и только это подвигло лодочных юмористов на «комбинированную съемку». Проснулся, сам потом немало смеялся над «Спящим ангелом».

Ангелом он, бывший боксер, конечно, не был. И нимб ему – пророчески – был выдан авансом: за великое мученичество…

Он был высоким и весомым – ровно 105 килограммов. В отсеках командира звали «Сто Пятым».

– Полундра, Сто Пятый идет!

Знали, Сто Пятый за небрежность, за упущения спуску не даст – ни командиру отсека, ни последнему трюмному. Но звали его ещё и Батей, а это с давнишних времен наивысший командирский титул. «Слуга царю, отец солдатам…»

У многих из его матросов родных отцов не было, такое уж невезучее поколение, на долю которого досталась совсем не военная волна безотцовщины. Многие из его матросов хотели бы, чтобы у них были такие отцы, как Лячин, – крепкие, надежные, заботливые. Сами видели, с каким старанием искоренял он в экипаже зловредный вирус «годковщины» (она же в армии – «дедовщина»). И письма их матерям не ленился писать, одних хвалил, на других просил воздействовать материнским словом. И краткосрочные матросские отпуска «не зажимал». И за питанием следил, чтоб все по норме в котел закладывалось… Потому и писали домой матросы «Курска»: «Хочу служить на этом корабле до пенсии», потому и офицеры тянулись за Лячиным – на каком бы корабле тот ни служил, так за ним следом на «Курск» и переводились один за другим.

Потому его бывший сослуживец капитан 1-го ранга Виктор Суродин столь категорично заявил:

– Я уверен на все сто: минимальный шанс, и Гена спас бы экипаж. Он не из тех, кто растерялся бы.

В него верили, его уважали, его любили. И не только на корабле, не только на флоте. Город, давший имя его кораблю, всегда привечал «своего» командира, «своих» подводников по-особому тепло. Это бросается в глаза с первых же кадров видеофильма «Курск» встречается с Курском». Шефы вручали женам моряков, в том числе и Ирине Лячиной, придуманные ими ордена «За верность и терпение».

Провожая мужа в тот раз в его последний – роковой – поход, она забыла произнести свою обычную шутку при прощании: «С другими женщинами не заигрывай, и пей только воду».

Капитан 1-го ранга Геннадий Лячин войдет в историю Российского флота вовсе не как командир злосчастной атомарины. Он войдет в боевую летопись ВМФ как командир того «Курска», который – и это без всякой патетики – совершил летом 1999 года поход в Атлантику и Средиземное море.

Не каждого командира корабля и не после каждого похода принимает в Кремле глава страны. Таких за последние полвека можно перечесть по пальцам: первый командир первой советской атомной подлодки – Леонид Осипенко; командир атомохода Лев Жильцов, лодка которого первой всплыла в точке Северного полюса…

Лячин о походе: «… В этом походе было всякое…

Побывали в южных широтах Атлантики, в Средиземном море. Лодка новая, и в первом же её автономном походе наиболее важно было проверить, насколько надежными окажутся её материальная часть, все жизненно важные системы, особенно в сложных условиях большого противостояния противолодочных сил флотов НАТО. А задача была – поиск и слежение за авианосными ударными группировками потенциального противника. Предстояло узнать все: состав его сил, маршруты развертывания, переходов, характер деятельности и многое другое.

И мы не давали спокойной жизни многочисленным силам противника, и к себе ощущали, мягко говоря, повышенное внимание. Нам пытались активно противодействовать в первую очередь патрульная противолодочная авиация, а также надводные корабли и подводные лодки. Мы их своевременно обнаруживали, но случалось, что и они нас засекали. У них задача была – установить за нами длительное устойчивое слежение, что мы им постоянно срывали…»