«Ундина» в переводе В. А. Жуковского и русская культура - [16]

Шрифт
Интервал

После брака с рыцарем она превращается в какого-то мудрого проповедника принципов раннего христианства. Она даже вступает в богословский спор с патером Лаврентием, который требует, чтобы Бертальда удалилась из замка Рингштеттен.

Ундина: Нет, не годится так... Не по завету,

Отец, ты, Божий человек, ты, пастырь,

Учитель, духовник, - а говоришь,

Как мой бездушный дядя! - Где душа в вас?

Расходится у вас со словом дело,

По-вашему я поступать не буду {*}.

{* Там же. Л. 49.}

Ундина Висковатого любит землю, весь "пестрый мир", а больше всего человека, но она чувствует себя теперь чужой и в прежнем мире, и среди людей, нарушающих божьи законы. Эти мысли она "излагает" в 30 строках своих философских размышлений о душе. Рыцарь у Висковатого тщеславный, раздираемый противоречивыми чувствами человек, жаждущий пиров, веселья, "женщины, а не русалки". В день свадьбы он хотя и вспоминает порой Ундину, но не тоскует по ней и не исполнен грустных предчувствий, как у Жуковского. Струй хочет убить Гульбранда за измену, но Ундина мужественно решается сама свершить грозный суд над Гульбрандом.

Я знаю наш закон. Я знаю: ожидает

Гульбранда смерть...

У Висковатого измена Гульбранда лишает Ундину души, "он (рыцарь. - Е. Л.) воспарит на небеса", а "она хрустальной струей разольется, уплакав его" {Там же. Л. 67.}.

Висковатый рассказывает, что не раз говорил с А. К. Толстым о драматизме "Ундины" и указывал писателю на этот сюжет. Приносил он А. К. Толстому и план своей драмы. Так что, возможно, А. К. Толстому не чужда была такая трактовка, потому что Висковатый не упоминает о каких-либо возражениях с его стороны {Там же. Л. IV.}.

Пьеса, как видно по карандашным пометам, рассматривалсь режиссером, но все же поставлена не была. В 1917 г. вторично в электропечати Я. Кравицкого вышла "Ундина" Висковатого, только без предисловия. Это издание тоже получило разрешение цензора на постановку в ноябре 1917 г. {Висковатый П. А. Ундина: Драма в 5 действиях, 8 картинах. Русский цензурный фонд театральной библиотеки в Ленинграде, Э 19381.}

Как и в редакции 1901 г., пьеса завершалась упреками патера Лаврентия Бертальде, которая нарушила волю господню:

Ты разлучила,

Ты душу сгубила,

Бог покарал! {*}

{* Там же. Л. 67.}

В обеих редакциях философский спор Струя и патера Лаврентия о добре и зле, о превосходстве мира стихий и природы или мира человека, живущего по данному Богом закону. Ундина - христианка, мыслящая, мыслящий атеист Струй и защитник догм религии Лаврентий - такая расстановка персонажей была в духе религиозных исканий, охвативших определенные круги русского общества начала века: именно эти искания и наложили свой отпечаток на драму Висковатого.

Если у Висковатого мы видели Ундину-интеллектуала, то в 1909 г. в пьесе Елизаветы Гармер "Ундина" {Гармер Е. Ундина: Фантазия в 5 действиях. Разрешено к представлению. СПб., 21 июля 1909 г. Русский цензурный фонд театральной библиотеки в Ленинграде, Э 391422. Машинопись не пронумерована.} развитие сюжета и сама Ундина уже идут под знаком декаданса. Здесь борение страстей: платонической у Ундины, земной у рыцаря, а сверх всего безумное вожделение Струя к Ундине. Брак рыцаря и Ундины платонический. Религиозность Ундины, страсти Струя сопровождаются желанием Ундины "служить" людям: ее тревожит, почему вопреки учению Христа есть богатые и бедные. Автор разумно отметил, что его сюжет заимствован лишь "отчасти", давая интерпретацию более чем далекую и от Фуке, и от Жуковского.

Ундина согласна, чтобы рыцарь был мужем Бертальды, а ей лишь братом. Ундина у Гармер убивает не рыцаря, а любовь рыцаря к ней, благословляет его на счастливый брак с Бертальдой, и даже Струй, твердивший ранее:

Ундина! милая, тоскою

Себя напрасно не губи.

О, сжалься лучше надо мною,

Меня, Ундина, полюби! {*}

{* Гармер Е. Указ. соч. Действие 5, картина 6.}

проникается великой самоотверженностью Ундины, преодолевает свою земную "жадную" страсть и вместе с Ундиной устремляется на снежные вершины. Ундина молится:

Благодарение судьбе

За все, что мне она послала:

Живого Бога я познала,

Я душу чувствую в себе {*}.

{* Там же.}

Струй тоже познает Бога, мысли и чувства его очищаются. Ундина для него святыня, он готов разделить ее тернистый путь. Пьеса-фантазия заканчивается ремаркой:

"Взявшись за руки, они медленно идут по сцене в ореоле сияния, вдохновенно устремивши взор вперед".

Ни одно из этих произведений поставлено не было.

Серьезное и глубокое восприятие "Ундина" находит у Александра Блока и Марины Цветаевой.

В статье "О реалистах", в последнем ее разделе, посвященном "Мелкому бесу" Соллогуба, Блок задумывается о состоянии души современного человека и видит в ней два полюса: "Недотыкомку" - низкое, грязное и тупое, и высокое, которое он воплощает в облике Ундины. Человек ищет, а пока он ищет, ему свойственны взлеты и падения.

"...С одной стороны, - пишет Блок - дурак Перодонов устроил пожар уездного клуба, а с другой - Недотыкомка зажгла перед дураком Передоновым мировой костер".

"Кто же эта Недотыкомка? Мечта или действительность? - задумывается Блок. - В романтической "Ундине" рыцарь все ищет вечную женственность, а она все рассыпается перед ним водяной струйкой в серебристых струйках потока. Когда же умер и был похоронен рыцарь, зеленый могильный холм его обтекла эта серебристая водяная струйка, И это была милая, верная сердцем до гроба Ундина" {Блок А. Собр. соч.: В 8 т. М.; Л., 1962. Т. 5. С. 128.}. "И бывает, - продолжает поэт свою мысль, - что погаснет фонарь светлого сердца у такого ищущего человека, и "вечная женственность", которой искал он, обратится в дымную синеватую Недотыкомку. Так бывает, и это бесполезно скрывать... Пусть скажут, что мои слова _кощунственны_". Блок признает кощунственность таких сопоставлений, но человек должен "пытать естество" {Там же. С. 129.}. Эта мысль о противоречивости души, об изменчивости облика идеала, о вечном движении дум, чувств постоянно присутствует у поэта. "Но страшно мне, изменишь облик ты" - лейтмотив первых десятилетий его поэзии. Ундина оказывается одним из символов Вечной Женственности, воплощением которой была и Прекрасная Дама.


Рекомендуем почитать
Мифологические персонажи в русском фольклоре

Монография посвящена изучению устных рассказов (быличек, бывальщин) о мифологических персонажах. В соответствующих главах автор рассматривает пять важнейших тематических циклов рассказов - о лешем, водяном, русалках, домовом и черте. Прослеживается также трансформация этих персонажей в современных записях устной прозы. К книге приложен указатель сюжетов быличек и бывальщин о мифологических персонажах на русском и немецком языках.


Полевое руководство для научных журналистов

«Наука, несмотря на свою молодость, уже изменила наш мир: она спасла более миллиарда человек от голода и смертельных болезней, освободила миллионы от оков неведения и предрассудков и способствовала демократической революции, которая принесла политические свободы трети человечества. И это только начало. Научный подход к пониманию природы и нашего места в ней — этот обманчиво простой процесс системной проверки своих гипотез экспериментами — открыл нам бесконечные горизонты для исследований. Нет предела знаниям и могуществу, которого мы, к счастью или несчастью, можем достичь. И все же мало кто понимает науку, а многие боятся ее невероятной силы.


Словенская литература

Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.


«Сказание» инока Парфения в литературном контексте XIX века

«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.


Сто русских литераторов. Том третий

Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».


Вещунья, свидетельница, плакальщица

Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.