«Ундина» в переводе В. А. Жуковского и русская культура - [12]

Соллогуб не ссылается на Жуковского, хотя текст в его сочинениях значительно точнее сохраняет сюжет поэта. Писатель, по своим связям близкий к семейству Карамзиных, встречавшийся с Пушкиным, Жуковским, Гоголем, он, по всей вероятности, не считал либретто, "Ундины", особенно вариант 1848 г. шедевром, и ни в "Воспоминаниях", подробно характеризуя А. Ф. Львова, ни в своих сочинениях даже не заикнулся о своей причастности к созданию оперы, ни словом не обмолвился об "Ундине" Жуковского.

Скорее всего, текст "Ундины", опубликованный в сочинениях Соллогуба, был создан в 1842 г., но подвергся исключительно "жесткой" переработке во имя чисто оперных эффектов, привычных публике тех лет. Но в обоих вариантах Соллогуб проявил завидное непонимание самого существенного в содержании "Ундины" и характера самой героини: Ундина не добровольно пришла к людям, посланная водными стихиями (родителями), "чтобы обрести бессмертную душу", а сама соблазнилась земной любовью и - это подчеркнуто в либретто, - как "хитрая наяда", завлекла рыцаря. Старец Водопад, отец Ундины, вытеснил из текста Струя. У Соллогуба стихии враждебны союзу людей и водяных духов, Ундина страшится земной любви, и Водопад соответственно поет:

Милый друг, тебе известно,

Что ты дочь лазурных вод.

Знай же... страсти бестелесной

Смертный сердцем не поймет {*}.

{* Ундина. С. 32.}

Слова, давшие возможность для самых причудливых толкований на грани XIX-XX вв. о взаимоотношениях Ундины и рыцаря. Любопытно отметить, что в оперной трактовке именно человек смертен, его бессмертная душа несущественна, а бессмертны как раз духи, вопреки тексту Жуковского.

Ундина, "хитрая наяда", - резвое существо, распевающее беспечно арию:

Водопад мой дядя,

Ручеек мой брат {*}.

. . . . . . . . . . . . . . . .

{* Там же. С. 82-83.}

(хотя Водопад как персонаж назван отцом Ундины)

Не дружись, Ундина,

С хитрыми людьми,

Смерть у них, Ундина,

И огонь в крови!

Берегись, Ундина,

Берегись любви.

В тексте "Сочинений" В. А. Соллогуба ария Ундины содержала строки, близкие в известной мере мистическим идеям немецких натурфилософов, привлекшие к себе внимание Жуковского:

Я бедная Ундина,

Не от людей я рождена;

Но душу я любовью

С тобой найти должна {*}.

{* Соллогуб В. А. Указ. соч. С. 251-252.}

Объятия рыцаря зажигают "огонь" любви в груди Ундины, и она ощущает свою душу и ее связь с мировой душой без таинства венчания, столь важного для Парацельса и Жуковского.

Ах!

О счастье!.. миг блаженный,

Душа во мне кипит;

Душа, душа с вселенной

Восторгом говорит;

Я сердце понимаю,

Я жить хочу любя,

Я радуюсь, страдаю,

Я чувствую себя {*}.

{* Там же. С. 257.}

Одного чувства без таинства брака в отличие от Жуковского оказывалось достаточаым, чтобы Ундина обрела душу.

В опере подземные духи открывают водопаду, что Ундина и рыцарь могут быть счастливы только "между братьев бестелесных". Выразительна для оперы тех лет заключительная картина: Ольбранд и Ундина поют:

Счастье солнцем воссияло,

Радость светлым днем;

Все земное прахом стало,

В вечность перейдем {*}.

{* Ундина. С. 62.}

Ольбранд падает из объятий Ундины мертвым у розового куста. Апофеоз стихий: наяды, нереиды, тритоны, дельфины образуют живописные группы. Рыцарь и Ундина в светлых одеждах, украшены фантастическими цветами моря; рыцарь на коленях перед Ундиной. Водопад благословляет их на вечное счастье. Последняя ремарка: "Все дышит радостью, весельем, счастьем". Занавес. Как далеко это от той грусти, которая овевает последние главы "Ундины" в переводе Жуковского.

Если на сцене Ундина спокойно выполняет закон водяных духов, карающих за любовную измену смертью, то в пьесе Соллогуба она все же страдает, "уплакивая" рыцаря. И в горести она поет Гульбранду:

Твой милый прах

Я не покину,

Я с ним в слезах

Солью Ундину,

Твою Ундину,

В слезах, в слезах,

В слезах! {*}

{* Там же. С. 291.}

По окончании арии Ундина исчезает в кустах, вместо нее брызжет фонтан. Сцена завершается гимном хора:

Свершилось чудное, а нам

Смириться должно перед небом,

Внимать его священной воле,

И прославлять его дела {*}.

{* Там же, С. 292.}

Примечательно, что рыцарь и на сцене, и в пьесе Соллогуба умирает у розового куста: писатель, вероятно, видел в этом символ романтической любви и ее гибельную власть над человеком.

Настают годы, когда "Ундина" привлекает к себе внимание выдающихся русских композиторов. А. И. Серов задумывает, как сообщает К. И. Званцов, дебютировать оперой "Ундина" {Званцов К. И. Александр Николаевич Серов в 1857-1871 гг.: Воспоминания о нем и его письма / Русская старина. 1888. Авг. С. 371.}. "Он (Серов. - Е. Л.) и его мать Анна Карловна, - пишет музыкальный критик и либреттист К. И. Званцов, - до страсти любили это произведение ("Ундину", - Е. Л.). Я до сих пор убежден, что Жукове кий во всю жизнь не написал ничего лучшего: перед "Ундиной" бледнеют все его так называемые переводы". Нам было известно "по рецензии Карла Марии Вебера, что опера фантаста Гофмана... была превосходна; нам было известно, что представленная некогда на Петербургской сцене "Ундина" Львова никуда не годилась; вот мы и затеяли свою "Ундину"" {Там же.}.