Ундина - [26]

Он действительно проснулся на своей постели и в ту же минуту вошел паж и доложил, что патер Хайльман все еще находится в этих краях; паж встретил его вчера ночью в лесу, в хижине, которую старик построил себе из древесных стволов, прикрыв их хворостом и мхом. На вопрос, что он здесь делает, ибо благословить молодых он ведь отказался, священник ответил:

— Благословение требуется не только у брачного алтаря, и хотя прибыл я сюда не ради свадьбы, может быть, состоится иное торжество. Нужно обождать. К тому же слова «венчальный» и «печальный» не так уж разнятся между собой, и не понимает этого только тот, кто пребывает в беспечности и ослеплении.

Рыцаря одолевали смутные и странные мысли по поводу этих слов священника и собственных своих сновидений. Но человеку трудно отказаться от того, что он однажды забрал себе в голову, а посему все осталось так, как было решено.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

О ТОМ, КАК РЫЦАРЬ ИГРАЛ СВАДЬБУ

Если бы я вздумал рассказать вам, как в замке Рингштеттен играли свадьбу, вам показалось бы, что перед вами груда блестящих и праздничных вещей, на которые наброшено траурное покрывало, и под ним все это великолепие не столько восхищает нас, сколько выглядит насмешкой над тщетой земных радостей. Не то, чтобы какая-нибудь чертовщина нарушила торжество, ибо мы ведь знаем, что замок был надежно защищен от колдовских проделок водяной нечисти. Но и у рыцаря, и у рыбака, и у всех гостей было такое чувство, будто главное лицо на празднестве отсутствует и этим главным лицом должна быть всеми любимая, ласковая Ундина. Стоило только двери отвориться, как все взоры устремлялись туда, и когда появлялся всего лишь дворецкий с новыми блюдами или виночерпий вносил новое благородное вино, все опять уныло опускали глаза и мгновенно вспыхнувшие искорки веселья и шуток снова гасли под влагой скорбных воспоминаний. Беспечнее и потому веселее всех была невеста; но и ей порой казалось странным, что она сидит во главе стола в зеленом венке и расшитом золотом платье, меж тем как недвижное холодное тело Ундины покоится на дне Дуная или плывет гонимое волнами в океан. Ибо с той минуты, как ее отец произнес эти слова, они непрестанно звучали у нее в ушах и особенно сегодня никак не хотели умолкнуть.

С наступлением вечера гости разошлись, но не так, как обычно бывает на свадьбах — подгоняемые нетерпеливым ожиданием жениха, а уныло и сумрачно разбрелись, охваченные тоскливым предчувствием надвигающейся беды.

Бертальда в сопровождении своих девушек пошла раздеваться, рыцарь удалился со слугами; но здесь, на этом унылом торжестве, и в помине не было обычных шуточных, веселых проводов жениха и невесты.

Бертальда, желая приободриться, велела разостлать перед собой свои богатые одежды и разложить драгоценности, которые подарил ей Хульдбранд; она хотела выбрать себе назавтра самый красивый и веселый наряд. Служанки рады были случаю наговорить молодой госпоже всяких приятных вещей, не преминув при этом превознести в самых живых словах красоту новобрачной. Они все более и более углублялись в рассуждения об этом предмете, пока наконец Бертальда, бросив взгляд в зеркало, не вздохнула:

— Ах, неужели вы не замечаете здесь, сбоку, на шее легких веснушек?

Они взглянули, убедились в правоте слов своей госпожи, но назвали это прелестными родинками, крохотными пятнышками, которые только оттеняют белизну ее нежной кожи. Бертальда, покачав головой, сказала, что все же это портит ее.

— А ведь я могла бы избавиться от них, — вздохнула наконец она. — Но замковый колодец, из которого я прежде брала такую чудесную, очищающую кожу воду, замурован. Хоть сегодня бы иметь одну бутылку этой воды!

— Только-то и всего? — засмеялась проворная служанка и выскользнула из комнаты.

— Но не вздумала же эта сумасшедшая, — спросила Бертальда с радостным изумлением, — сегодня вечером откатить камень?

В ту же минуту она услышала шаги во дворе и увидела в окно, как услужливая девушка вела нескольких мужчин прямо к колодцу; на плечах они несли жерди и другой необходимый инструмент.

— Впрочем, такова моя воля, — улыбнулась Бертальда. — Только пусть не мешкают.

И радуясь при мысли, что сейчас довольно одного ее намека, чтобы исполнено было то, в чем ей некогда так оскорбительно отказали, она стала следить за работой на освещенном луной замковом дворе.

Люди с усилием взялись за огромный камень. Порою кто-нибудь из них вздыхал, вспоминая, что они рушат то, что сделали по приказанию прежней, любимой госпожи. Впрочем, работа ладилась быстрее, чем можно было ожидать. Казалось, какая-то сила снизу, из колодца помогает приподнять камень.

— Похоже, вода в нем бьет фонтаном, — с изумлением переговаривались между собой работники. Камень поднимался все выше и выше, и вот, почти без помощи людей, медленно, с глухим грохотом покатился по мощеному двору. А из отверстия колодца торжественно поднялось что-то вроде белого водяного столба; они подумали сперва, что это и в самом деле бьет фонтан, но потом разглядели очертания бледной, закутанной в белое покрывало женщины. Она горько плакала и, в отчаянии заломив руки над головой, двинулась медленным, мерным шагом по направлению к дому. Челядь в страхе бросилась прочь от колодца; мертвенно бледная новобрачная в ужасе застыла у окна вместе со своими служанками. Проходя под самыми окнами ее комнаты, белая фигура с жалобным стоном подняла вверх голову, и Бертальде показалось, что она узнает бледные черты Ундины. Но та уже прошествовала мимо тяжелыми, скованными, медленными шагами, как будто шла на плаху. Бертальда крикнула, чтобы позвали рыцаря; но никто из служанок не решился тронуться с места, да и сама новобрачная умолкла, словно испугавшись звука собственного голоса.