Унция или Драгоценное Ничто - [18]

– А скажите, дорогой профессор, – поменял ноздрю, – как вообще это ваше «внутреннее тело» влияет на путешествия по эфиру, там же всё из одной и той же субстанции?

– Из одной, да не совсем, – Якоб взглянул близорукими глазами. – Симфония тоже состоит из одних звуков, но все они разные. А невидимый мир соткан из бесчисленных гармоний и тем: минорных и мажорных, консонирующих и диссонирующих, звучащих граве или, напротив, престо. А вдруг тональность эфирной местности, где вы путешествуете, будет далека от вашего личного лада? Тогда гондола не разовьёт скорости, а она – часть вашего душевного аккорда. И ещё, – он отвернулся к клавиатуре, – вам придётся потренироваться с фокусом.

– Ну, здесь опыт есть, – маг понюхал ладошку и брезгливо поморщился. – А то крыло, о котором вы рассказывали, насколько оно блестящее? – спросил между делом.

Пуп мечтательно вперился вдаль.

– О, тысячи солнц меркнут рядом с ним! – сказал вдохновенно. – А ведь я уловил лишь ничтожный отблеск…

– А целиком это сияние поймать можно?

– Для матемузыки, – он всё ещё созерцал пустоту, – нет ничего невозможного.

– А скажите, – маг доверительно понизил голос, – его можно каким-либо образом задержать, чтобы затем продемонстрировать?

– Помилосердствуйте, – встрепенулся Якоб, – разве можно задержать чувство?

– Уверяю, мой друг, ещё как можно!

Пуп угрюмо молчал.

– Тут проблема этического плана, – произнёс глядя в стену. – Некоторые вещи лучше не показывать, если люди сами их не видят. Они могут это не понять или понять отчасти и неправильно истолковать.

– Это уже не ваши заботы, – Иеронимус сжал плечо изобретателя тонкими пальцами. – Так как же?

Якоб вздохнул, сдаваясь.

– Честно сказать, я об этом уже думал, – признался он. – Для того чтобы воспроизводить объекты одного мира в другом, нужен прибор, обладающий свойствами обоих. Им мог бы стать проектор-рефлектор, но для излучателя потребуется вещество переходного плана, как амальгама для зеркала. Увы, формулу такого вещества я ещё не вывел.

– А к середине будущего лета смогли бы? – с надеждой спросил маг.

Пуп озабоченно потёр лоб – отказывать он в принципе не умел, а такому благородному товарищу не стал бы и подавно. А поскольку верил в безграничную силу своего искусства, то кивнул и снова уставился в стену.

– А я бы и сам составил вам компанию в эфирных прогулках! – Ногус потёр ладошки.

– Ну, это куда легче, – профессор оживился. – Всего-то потребуется второй пустоскоп и генератор случайных нот.

– Только у меня к вам просьба, – маг наклонился к собеседнику. – Обо всём, что касается наших планов, никому ни слова!

– Помилуйте, кому я могу что-то рассказать? Сюда же можно добраться только на дирижабле!

– Я это и имею в виду, – таинственно пробасил патрон.

Окрылённый вниманием смуглой красавицы и доверием благотворителя, Пуп взялся за дело с удвоенной энергией. В конце каждой недели он составлял подробный отчёт об исследованиях, и некоторые его записи мы приводим ниже.

«Скрупулёзное изучение человеческих сердец, – отмечал он, – опровергает бытующее мнение, что двух одинаковых людей в природе не существует. Напротив, таковых превеликое множество, и внутреннее сходство субъекта безоговорочно опережает внешнее».

По утверждению учёного, набор и функции эфирных органов человека стандартны, как и органы физического тела, а устройство личности копирует государство со всеми его атрибутами. Там имеются министерства иностранных и внутренних дел, финансов, обороны, образования, здравоохранения, почта и даже тюрьма. Разница лишь в том, насколько каждый из этих институтов развит и удалён от срединной точки – эгоцентра, что, в конечном счёте, и определяет качество персоны.

«По настроениям, царящим в человеке, – писал Пуп, – такое устройство может напоминать монархию, анархию, республику или даже государство раннего рабовладельческого общества. Изредка попадаются и люди-утопии, разносторонне одарённые, светлые и абсолютно прозрачные. Но, будучи неспособными к мимикрии, они быстро погибают в агрессивной среде, либо, в силу собственного утопизма, идут прямиком на дно жизни».

Исследуя эфирные токи, он подробно остановился на мыслях людей. Поскольку человек, по убеждению профессора, сам являлся звуком, то таковыми были и все его идеи, добываемые одним из общепринятых способов звукового извлечения: духовым, щипковым, перкуссионным или смычковым.

Духовой, щипковый и перкуссионный были самыми распространёнными, поскольку человек лично ковырялся в «пустоте», дуя в неё своими надеждами, постукивая чаяниями или щипая полным безразличием. Смычковый предполагал смычку с посредником, в роли которого выступали интересы других людей, культов и организаций. Впрочем, щипковый приём тоже порой требовал участия медиатора, но на характер мысли это сильно не влияло.

Всего исследователь выделил два основных класса мыслей – спонтанные и надуманные. Первые, более ясные и прозрачные, по форме напоминали морских угрей и отличались высокой гибкостью и скоростью. Надуманные же, походили на чугунные утюги или громоздкие пирамиды со сложными, беспросветными ходами, которые ни к какому выводу не приводили. Но, как Пуп отмечал, человек и ими научился оперировать с удивительной ловкостью, круша массой железных доводов более честные, но легковесные движения души.