Унция или Драгоценное Ничто - [11]

Сделанные открытия были грандиозными. И пусть прибор не позволял установить личность владельца сердца, можно было отметить его координаты на эфирной карте, поскольку само сердце, в отличие от субъекта, всегда в одном месте. Недаром ещё великий Бернс писал: «My heart in the Highlands, my heart is not here…»

В надежде получить хоть какую-то помощь для продолжения опытов, Якоб решился предать результаты экспериментов гласности. А поскольку в научных альманахах статьи учёного-ренегата давно не печатали, он отнёс их в ближайшую газету. Там автора поначалу подняли на смех, но, навестив сарайчик на пустыре, поняли, что напали на сенсацию.

Новость о чудесном приборе разнеслась по всем телеграфным агентствам мира, но, благодаря вольным комментариям журналистов, приобрела такие очертания, что на пустырь потекли толпы неверных мужей, изукрасивших стены лаборатории угрозами в адрес изобретателя.

Признания учёного общества он так и не дождался, но даже эта своеобразная популярность сделала своё дело. Как-то, выйдя из шкафа после очередной эфирной экскурсии, Пуп наткнулся на постороннего. Пузатый господин во фраке и с тростью заинтересованно разглядывал каракули на клавишах фисгармонии, подключённой к гардеробу электрическими кабелями. Шеи у незнакомца не было вовсе – туловище сразу переходило в голову, минуя подбородок, а на гладкой резиновой щеке бугрился шрам, повторяющий рунический символ молнии.

Увидев учёного, окружённого облаком радужного пара, посетитель никакого удивления не выказал, а вот Якоб отчего-то испугался.

– Позвольте представиться, – гость снял цилиндр, обнажая безволосую голову. – Жак Жабон!

Говорил он тоненьким голоском, словно воздух находился в лёгких под давлением, что живо напомнило Пупу всё ту же фисгармонию, только в самом верхнем регистре.

Жабон сообщил, что является соучредителем благотворительного общества, которое, при соблюдении некоторых формальностей, предлагало взять на себя расходы на эксперименты, вплоть до создания новой, оборудованной по последнему слову техники, лаборатории.

– Если, конечно, ваш прибор способен видеть невидимое, – пропищал пузан, буравя учёного глазками-точечками.

– О, ещё как способен! – с воодушевлением воскликнул Пуп и вытянул из шкафа кишку проводов – мол, не угодно ли подключиться и проверить лично.

Но Жабон, подтверждая оказанное доверие, отстранил кишку концом трости. Тут же, в счёт безотлагательной помощи, несколько банкнот были переданы из рук в руки, бумаги и приходный ордер подписаны, причём, благотворительная сторона расписалась, звонко пришлёпнув контракт к щеке. На документе оттиснулась латинская «N» с хвостиком, и ошарашенный Пуп, провожая гостя, так и не спросил, почему у него имя и фамилия на «Ж», а подпись совсем другая. Но, это ведь такая мелочь по сравнению с тем, что у вас впервые за тридцать лет появляются единомышленники!

Прислонясь к дверному косяку, Якоб с благодарной нежностью наблюдал, как пузатый Жабон, забавно подбрасывая ноги, идёт к чёрному автомобилю.

Унцию на другом краю земли также ждала судьбоносная встреча. Старичка, приносившего еду, разбила подагра, и одна из поварих отправила с обедом своего сына.

Когда громыхнул засов, и дверь открылась, перед принцессой предстал загорелый мальчуган с живыми, любопытными глазами.

Подростки тут же принялись друг друга разглядывать и про охранника, маячившего поодаль, моментально забыли.

– Это – музыка для пастушьей свирели, – мальчишка кивнул на тарелку с кукурузной кашей. – В натуральном миноре, – подмигнул рыбёшке, сиротливо улёгшейся поверх жёлтоватой неаппетитной массы.

– Знаю, – принцесса вздохнула и сдвинула с лица густые локоны.

– Принести что-то веселее? – он изучал странный блеск вокруг щёк жительницы башни.

– А получится?

– Ничто нам не помеха!

Паренёк с удивлением смотрел, как в уголках губ незнакомки появляются разноцветные лучики.

– Ты что, проглотила радугу?

Унция опустила глаза и не сдержала улыбки.

Рыбёшка на тарелке вздрогнула, по чешуе пробежало лёгкое сияние, и копчёная сардинка, отлепившись от каши, зигзагами поплыла в сторону океана.

– Такого я ещё никогда не видел! – сказал мальчик поражённо.

– Эй, скоро вы там? – охранник втянул носом воздух. – Мне тоже пора обедать!

Никто из парочки на него внимания не обратил.

– А тебя как зовут? – поварёнок поправил сползший на лоб чепец.

Было заметно, что этот простой вопрос собеседницу озадачил.

– Ничто, – поколебавшись, ответила она.

– Не хочешь, не говори, я так спросил! – он пихнул поднос ей в руки.

– Ну, вы там закончили? – солдат потрогал повязку на глазах и перевесил винтовку с правого на левое плечо.

– А тебя?

– Октавиан.

– В честь императора Августа? – поинтересовалась начитанная принцесса.

– Нет, папа всю жизнь служил тромбонистом в оркестре. Он нас всех назвал по нотным интервалам. Моих семерых сестёр зовут…

– Прима, Секунда, Терция, Кварта, Квинта, Секста, – стала быстро загибать пальцы.

– И Септима. Если бы снова родилась девочка, то стала Октавой.

– Ну, долго ещё ждать? – охранник сглотнул слюну и перевесил оружие обратно на правое плечо.

– А я вот думаю, – продолжила Унция, – откуда твой папа знал, сколько родится девочек и с какими интервалами?