Умри, моя невеста - [6]

…Что и говорить, язык у Боброва был подвешен хорошо. Он говорил минут пятнадцать, ни разу не повторившись в словах, хотя общий смысл был понятен и вертелся вокруг одного и того же: насколько важно вкладывать средства в наше будущее – то есть детей, и какие мы все молодцы, что делаем столь благородное дело. Под конец своей речи он совсем расчувствовался, чуть ли не прослезился и, став пунцовым от гордости, покинул трибуну, приветствуемый громкими, дружными аплодисментами. Словом, наблюдалась полная идиллия, даже госпожа Шмакова разжала свои губы и выдала что-то наподобие улыбки.

Следующей к микрофону подошла новоявленная заведующая Юдина и, заметно волнуясь, сказала, насколько она переполнена впечатлениями и как постарается оправдать оказанное ей высокое доверие.

Потом с громкими словами выходил кто-то еще, но речи становились все короче: всем надоело мерзнуть на улице. К тому же начал накрапывать мелкий и нудный дождик, и Галина Васильевна Шмакова несколько раз недовольно провела руками по влажным волосам. Она затопталась на месте, боясь испачкать в грязи свои новые, блестящие лакированные сапожки с модным закругленным носком, плотно обтягивающие широкие икры, и выразительно взглянула на наручные часики, тугой браслет которых образовывал складку на полном запястье.

Наконец у Юдиной в руках появилась невесть откуда взявшаяся подушечка, на которой лежали ключи, а также ножницы, которые она протянула Боброву. Тот быстренько подхватил все это добро и чуть ли не бегом взобрался по ступенькам к дверям. Перерезав ленточку под всеобщий гул одобрения, он отпер двери и, вытянув правую руку вперед, как мировой вождь, пригласил всех внутрь. После завершения своей речи он прилип ко мне намертво и не отходил далеко, норовя все время подхватить под локоток. Однако никакого намека на флирт в этом не было – обыкновенный страх за свою жизнь.

Вся процессия двинулась по этажам. Юдина распахивала одну дверь за другой и демонстрировала помещение, громко комментируя его предназначение и высокое качество оборудования. Возле одной из комнат Бобров снова сжал мой локоть и прошептал:

– Это моя спонсорская помощь!

Я заглянула внутрь и, признаться, осталась разочарованной. Помещение представляло собой прямоугольную комнату, в которой находились два письменных стола. На них стояли компьютеры с огромными мониторами, уже практически вытесненными из солидных учреждений своими плоскими жидкокристаллическими собратьями. Вряд ли эта комната предназначалась для медицинских процедур, скорее она была чем-то вроде секретарской. Я не стала открыто демонстрировать свои чувства, Бобров же просто лопался от гордости за себя и дело своих рук. Он, кажется, всерьез верил в то, что оказал детям с нарушениями работы опорно-двигательного аппарата колоссальную помощь.

По зданию мы бродили минут сорок, пока все основательно не притомились. К тому же сказывалась дорога: многие приехали из других районов, и скучные церемонии успели им поднадоесть. В толпе зашелестел шепот, явно указывающий на то, что гости желали бы отвлечься от официоза и расслабиться. И тут снова выступил Бобров, громогласно объявивший:

– Ну что ж, господа, напоминаю, что первые пациенты поступают в центр завтра, так что сегодня мы можем закончить наш осмотр – результаты, кажется, ясны и не вызывают нареканий?

– Ясны! Не вызывают! – донеслось со всех сторон.

– Тогда предлагаю перейти ко второй части нашей встречи и отправиться в кафе «Речное» на банкет!

Толпа одобрительно загудела и двинулась к лифту. Так как народу было много и все не уместились, многие отправились пешком по лестнице. Бобров же протиснулся в лифт, буквально втянув и меня за руку. На улице все расселись по машинам и отправились в кафе. Собственно, учитывая небольшие размеры Аткарска, до него было рукой подать – ехали мы меньше пяти минут. Но я все-таки с любопытством оглядывала из окна окрестности. Навскидку городок казался довольно милым и уютным, несмотря на обилие частного сектора, который потянулся сразу же как закончился центр. А закончился он почти моментально. Особенно понравился мне симпатичный бело-зеленый храм, стоявший посредине городской площади.

«Речное» было очень провинциальным кафе. То есть на вид обычная столовая, выкупленная кем-то и не очень умело оборудованная и стилизованная хозяином под современные реалии. Однако Бобров сообщил мне, что это лучшее заведение в Аткарске. Я не стала кривиться и корчить физиономию, изображая из себя мажорную даму, привыкшую к гламуру – просто проследовала внутрь и заняла место рядом со своим клиентом. Вернее, это он мне его занял, но в данной ситуации это было самым уместным.

Деревянные столы, поставленные буквой «П» были уставлены посудой с незатейливыми, но обильными и сытными блюдами – все в лучших традициях сельского быта. Тут наличествовал и холодец с хреном, и заливной поросенок, и куриная лапша, и квашеная капуста. Никаких роллов, суши и прочей экзотики не было. Однако блины с красной икрой, да и остальные блюда, выглядели аппетитно и заманчиво. Я не стала скромничать, поскольку уже успела основательно проголодаться, и наложила себе полную тарелку. Бобров также не намеревался отказывать в радости своему желудку. Судя по его виду, о своей фигуре он уже не заботился совершенно, что и подтвердилось трапезой: блины исчезали у него во рту один за другим, пухлые губы замаслились, и без того румяные щеки еще больше раскраснелись, и, судя по всему, Всеволод Евгеньевич был очень доволен как собой, так и всем остальным. Из напитков присутствовали водка, коньяк и немного шампанского, которое почти все проигнорировали. Я же, естественно, и вовсе отказалась от спиртного, а вот Бобров, к моему удивлению, приналег на водочку. Я подумала, что руль на обратном пути он собирается доверить мне. В принципе я не возражала против такого варианта.