Умри, моя невеста - [40]

– Катюша! – окликнул ее отец.

Та тут же надула губки, делая вид, что страшно обижена, однако говорить моментально прекратила и приостановилась, выжидая. Отец быстро подошел к ней, достал бумажник, с улыбкой приподнял пальцем подбородок дочери и сказал:

– Я подумал, что бирюзовое платье тебе очень пойдет.

– Спасибо, папа! – подпрыгнула Камилла, повисая на шее у отца. – Я как раз сейчас и проеду за ним.

– А ты вообще куда собралась? – встала с дивана Лариса.

– В кино, – сообщила девушка уже совсем другим, беспечным и веселым тоном.

– Вот, а ведь лет двадцать назад говорили, что кино как жанр уже умирает! – засмеялась Лариса.

– Дорогая моя, это говорили даже не двадцать, а сорок лет назад! – поднял палец Бобров.

– Ну, этого я не могу знать, – притворно вздохнула Лариса и добавила: – Меня тогда еще не было на свете!

– Мам, пап, ну я пойду? – переминаясь с ноги на ногу, нетерпеливо сказала Камилла.

– Иди, иди. Только не допоздна, – предупредил отец. – Завтра концерт, сама понимаешь.

Едва Камилла ушла, как у Боброва зазвонил сотовый телефон, и он, взглянув на номер, скрылся в своей комнате. Я было насторожилась, но Всеволод Евгеньевич почти сразу вернулся и сообщил:

– Мне звонил продюсер Камиллы, просит срочно подъехать. Вы готовы?

– Да, только куртку надену, – сказала я и пошла в сторону прихожей.

– А что случилось-то? – поднялась с дивана Лариса.

– Он не сказал, да скорее всего ничего особенного, – махнул рукой Бобров. – Видно, хочет обсудить какие-то детали. Наверняка на что-нибудь еще потребовались деньги – ты же знаешь Стаса! Ну, не скучай!

И он, потрепав жену по щеке, зашагал к двери.

– А что за концерт-то, Всеволод Евгеньевич? – поинтересовалась я, садясь за руль. – Вряд ли это сольное выступление вашей дочери?

– Разумеется, нет, – подтвердил Бобров. – Будут и другие: местная группа «Платина» и еще один мальчик, Глэйд. Ну, для разнообразия. А главная изюминка, конечно же, Арсений Торквадзе.

– А, понятно, – протянула я, вспомнив о том, что неоднократно видела в городе развешанные афиши с портретом улыбающейся столичной звезды.

– Но он выступит во втором отделении, – тут же оговорился Бобров. – А в первом будут выступать те, кого я назвал.

– Понятно, на разогреве, – кивнула я.

Боброву, кажется, не очень понравилось сказанною мною слово, но я не стала развивать эту тему. В конце концов, что тут такого? Понятно, что его дочка не того полета птица, что Арсений Торквадзе, который, может, и не учился вокалу в Милане, но имя имеет вполне раскрученное.

Мы ехали по одной из центральных тарасовских улиц, пока Бобров не сказал:

– Сейчас будет арка, в нее поворачивайте.

Я уже собралась свернуть в узкий проезд, как издалека показались фары другого автомобиля, который ехал вперед уверенно и даже нахально, совершенно не собираясь уступать нам дорогу. Пришлось переждать и пропустить. Это оказался громоздкий джип «Чероки». Через окно я разглядела довольно наглую, крупную физиономию с огромной залысиной на лбу. Обладатель физиономии демонстративно смотрел вперед полупрезрительным взглядом, оттопырив нижнюю губу и делая вид, что вокруг него никого не существует. Он выехал на проезжую часть и, врубив скорость, быстро понесся вперед, выпуская из-под шин колес фонтаны грязной воды. К моему удивлению, Бобров приподнялся на сиденье и, проводив мужчину не менее презрительным взглядом, медленно сплюнул через окно на землю.

– Кто это? – спросила я.

– Да так, – процедил Всеволод Евгеньевич. – Есть тут один…

Я не стала больше ничего уточнять, проехала в арку и остановилась во дворе, образованном тремя домами, стоявшими перпендикулярно друг другу. Затем заглушила мотор и вышла из машины вместе с Бобровым.

– Вон к тому подъезду, – показал он мне.

Мы прошли к двери, на которой висела довольно лаконичная вывеска, оформленная как стилизация под граффити: «Студия Стаса Лобоцкого».

Студия занимала правое крыло первого этажа данного дома – то есть две выкупленные бывшие жилые квартиры, по всей видимости. Сам продюсер являл собой классический портрет творческого человека: длинные, не очень чистые волосы, собранные сзади в «хвост», клетчатая рубашка навыпуск, поверх которой накинута незастегнутая кожаная жилетка, джинсы, ассиметрично рваные на штанинах. Он сидел в главной, как я поняла, комнате, снабженной всяческой музыкальной аппаратурой, за пультом управления, и щелкал правой рукой мышью. В левой у него дымилась сигарета, длинная полоска пепла с которой норовила упасть на голубой ковер под ногами.

– Стас! – повысив голос, позвал Бобров.

Продюсер Лобоцкий обернулся, торопливо снял наушники и кивнул, протягивая Боброву руку.

– Привет, привет, – проговорил он с наигранной, как мне показалось, улыбкой, мельком скользнув по мне взглядом, но в то же время явно оценивая. – Присаживайтесь. Кофе, чай?

Я хотела было отказаться, но Лобоцкий, мягко улыбнувшись, сказал доверительно:

– Не отказывайтесь, у меня кофе особый!

– С афродизиаками? – усмехнулась я.

– Приятно пообщаться с образованным человеком! – с чувством произнес Стас, прижимая руки к груди и поворачиваясь к Боброву.

– Мой помощник Евгения Максимовна, – проговорил Бобров заученную фразу, ставшую для него уже шаблонной.