Умри, моя невеста - [27]

– За убийство, – спокойно ответил майор.

– Какое еще убийство? – заорал Бобров. – Что вы хотите мне приписать?

Старовой неторопливо достал из папки несколько исписанных шариковой ручкой листков, перевернул первый из них и прочитал:

– Двенадцатого ноября, в три часа сорок минут, в собственной машине было обнаружено тело Боброва Михаила Всеволодовича, восемьдесят шестого года рождения. Смерть наступила приблизительно в два часа ночи от выстрела в висок из пистолета «глок», о чем свидетедьствует пуля, извлеченная из его тела.

Всеволод Евгеньевич моментально спал с лица. Он словно сдулся, как лопнувший детский шарик. Он уже не кричал, не возмущался и не грозил, а лицо его приобрело сероватый оттенок и какое-то жалко-растерянное выражение.

– Мишка? – шепотом произнес он, падая на стул и бессмысленным взглядом утыкаясь в стену.

Он прижал руки к лицу и несколько раз провел ладонями по щекам туда-сюда, словно делая массаж. Лицо у него при этом было такое, словно у него внезапно заболели все зубы. Он опустил голову и, покачивая ею из стороны в сторону, что-то прошептал себе под нос. Затем резко выпрямился и без эмоций спросил:

– Это точно? Достоверно установлено, что это мой сын?

– Абсолютно, – кивнул майор Старовой. – При нем были обнаружены документы, к тому же его уже опознала мать.

Всеволод Евгеньевич перевел взгляд на пистолет. Кажется, смысл происходящего стал доходить до него и показался столь чудовищным, что Бобров медленно приподнялся со стула и, тыча пальцем в оружие, с присвистом сказал:

– И вы что… Вы хотите сказать, что это… я?

Последнее слово он произнес совсем тихо. Майор молчал, как и все остальные. Потом сделал знак своему помощнику, и тот обратился к Боброву:

– Следуйте за нами.

– Куда? – спросил Бобров. – Куда вы собрались меня вести?

– В камеру, куда же еще! – не выдержал Старовой. – В следственный изолятор.

– Я никуда не пойду! – выкрикнул Бобров, тряся руками, словно пытаясь сбросить наручники. – Не имеете права! Я не убивал Михаила!

Он закрутил головой, словно ища поддержки. Однако никто из персонала не выступил в его защиту. Да и что можно было сказать, когда налицо столь весомая улика? Бобров в отчаянии взглянул на меня.

– Подождите, – вмешалась я. – Дело в том, что ночью Всеволод Евгеньевич был дома.

– Вот как? – живо повернулся ко мне майор. – Вы это подтверждаете?

– Да, – сказала я.

– Можете дать показания? – Он выхватил ручку. – Вы были с ним? Со скольки до скольки, чем занимались?

Я подавила досадный вздох. Дело разваливалось.

– Я не была с ним, он спал со своей женой.

– Откуда же вы можете наверняка знать, что он был дома? Вы что, тоже ночевали там?

– Да, я временно проживаю в доме Всеволода Евгеньевича.

– И вы втроем были в его спальне? – не сдерживая усмешки, уточнил Старовой.

– Нет, – сквозь зубы отрезала я. – Я была в своей комнате.

– Вы его видели в два часа ночи? – продолжал пытать меня майор.

– Нет.

– Заглядывали в комнату, слышали его голос?

– Нет.

Старовой смерил меня выразительным взглядом. На его губах играла полупрезрительная улыбка. Она была настолько издевательской, что я с трудом подавила желание врезать ему по губам – навыки телохранителя приучили меня хранить хладнокровие и разум.

– Но я всю ночь была в его доме и не видела, чтобы он уезжал, – добавила я, уже понимая, что мои показания ничего не дадут и не спасут Боброва от заточения в следственный изолятор.

О своей ночной прогулке я благоразумно решила ничего никому не сообщать.

– Вы у окна всю ночь стояли? – продолжал язвить майор.

Я не стала отвечать. Майор повернулся к Боброву и сказал:

– Итак, алиби у вас нет – раз. Пистолет, из которого убили вашего сына, найден в вашем столе – два. Вашу ссору, при которой вы недвусмысленно обещали убить сына, слышали человек двадцать в кафе «Русь», и все это подтвердили – три. Вам этого мало?

Бобров лишь шумно дышал, переваривая услышанное.

– Итак, все ясно, – властно кивнул майор. – Вперед!

Подчиненный Старового поднял взгляд на Боброва. Тот уже несколько пришел в себя и вернул былую уверенность, а также инстинкт самосохранения. Выражение его глаз свидетельствовало, что он сосредоточенно размышляет над дальнейшими действиями и поисками выхода. Однако спорить с властями он больше не стал и проследовал за сотрудниками убойного отдела. У дверей кабинета он обернулся и, глядя прямо мне в глаза, произнес:

– Вот вам и провокация…

Потом сглотнул слюну и громко и четко добавил:

– Никуда не уезжайте, это все ненадолго, слышите? Я скоро выберусь, я вернусь! Запомните – наше с вами сотрудничество остается в силе!

– Хорошо, – только и успела произнести я, после чего Боброва вывели из кабинета и на улице усадили в видавший виды милицейский «уазик».

В магазине царила удручающая атмосфера. Все пребывали в растерянности, бестолково топтались в зале, никто не знал, что делать дальше.

– Может быть, пойдем домой? – робко предложила Вика.

– Никто никуда не уходит! – решительно взяла я инициативу в свои руки. – Всеволод Евгеньевич прав: это недоразумение, которое скоро разрешится! Поэтому все возвращаемся на свои места и спокойно работаем!

Мой уверенный тон подействовал организующе: все хоть немного подобрались и разошлись кто куда. Девушки стали за прилавками, бухгалтер, чуть постояв, проследовала в свой кабинет, а охранник занял свой пост у входа. К нему-то я и подошла с вопросом: