Умм, или Исида среди Неспасенных - [118]

Шрифт
Интервал

Я в изумлении уставилась на нее.

– У моей прабабки, как и у меня, были способности к ясновидению. После ее смерти бабушка Хадра обнаружила, что сама может говорить с мертвыми. Когда у Хадры, еще на родине, случился удар, ее способности перешли ко мне, и я стала видеть то, что скрыто от других. Было мне тогда лет двадцать. А после пожара у тебя открылись способности к целительству. – Она улыбнулась. – Вот так-то, поняла? Это означало, что я теперь свободна. Вообще к тому времени я устала и сделалась никому не нужной. Мне было известно, что ясновидение у меня пропадет, как только ты начнешь исцелять; к тому же я знала: без пригляда ты не останешься; знала я и то, что Аасни будет вечно обвинять меня в разгильдяйстве: я, мол, плохо смотрела видения и тем самым обрекла ее на гибель – такие наветы кого хочешь лишат покоя; к тому же она постоянно ко мне цеплялась, говорила, что я должна рачительней относиться к своему Дару, и злилась, что видения достались мне одной, а ей – кукиш.

Не знаю, сколько времени длилась следующая пауза. Наконец я очнулась оттого, что бабка Жобелия трепала меня по щеке и с некоторой тревогой заглядывала мне в глаза.

– Тебе дурно, милая?

Я попыталась ответить, но язык не слушался. Во рту и в горле пересохло; я закашлялась. Глаза слезились. Согнувшись пополам, я пыталась сдержать кашель. Жобелия ахала и хлопала меня по спине, а я клонилась прямо к ее простыням.

– Бабушка, – сдавленно прошептала я, смахнув слезы. – Ты правду говоришь? Видения были не у деда, а у тебя? Тебе привиделся…

Пожар; я видела, что надвигается беда, причем из-за денег. У меня не было уверенности, что случится пожар, – просто видела приближение беды. На том все и кончилось. А раньше таких видений было не перечесть. – Она тихонько посмеялась, – Бедный твой дед! Его за всю жизнь посетило одно-единственное видение; не иначе как позаимствовал мои способности, пока маялся у нас на полу, смазанный жиром да посыпанный чаем. Вот бедолага: всю жизнь верил, что двадцать девятого февраля на свет появляются люди особенной касты. Правда, в нем самом все же было что-то особенное. Не иначе. Мне всю жизнь покою не давало: откуда он такой взялся? Даже догадок не было. Вообще никаких. Потому мы и решили, что он – особенный. Но – видения? Нет, видение было у него только раз; с ним он очнулся и забормотал, пытаясь припомнить главное. Мужчины – они такие: дай игрушку – потом за уши не оттащишь. Никак не наиграются. Дай – и все тут. Зато остальное… – Она строго поджала губы, качая головой.

– Остальное… что? – спросила я, ловя ртом воздух.

– Видения. Консервы из водорослей, гамак, эти прилипчивые Поссилы, миссис Вудбин, рождение твоего отца, потом твое рождение, потом пожар: все это являлось не ему, а мне. Да и я-то, по правде говоря, мало что видела, просто знала, чего хочется нам с Аасни, и заставляла твоего деда поступать так, как нам казалось необходимым и справедливым по отношению ко всем. Теперь ты понимаешь, в чем беда мужчин? Они много мнят, но сами не знают, чего хотят. Время от времени их следует направлять. Вот я ему и подсказывала. Ну, ты понимаешь, – в постели. Вернее, намекала. В таких делах напролом не пойдешь. Но если речь идет о приближении беды, молчать нельзя. Ты же теперь знаешь, что произошло с деньгами.

– Ты предвидела пожар в особняке? – У меня навернулись слезы, но на этот раз отнюдь не от сухости в горле.

– Предвидела какую-то беду, милая, – будничным тоном пояснила Жобелия, словно не замечая моих слез. – Предвидела беду, вот и все. Явись мне пожар, разве предложила бы я избавиться от этих денег сожжением? Беда и беда, а какая именно – поди знай. Тут я, конечно, оплошала. – Жобелия скривилась и покачала головой. – Наш Дар – он такой. Но отступать нельзя. Возьми-ка, милая. – Она вытащила из рукава носовой платок. – Утри слезы.

– Спасибо. – Я промокнула глаза.

– Не за что. – Она со вздохом запахнула жакет. – Уж как я радовалась, когда эти способности меня покинули, – не передать словами. Надеюсь, для тебя они менее обременительны, чем были для меня, но если это не так – ничего не попишешь. – В ее взгляде появилась озабоченность. – Как ты справляешься, милая? Стойко? Вот тебе мой совет: не думай о последствиях, предоставь это мужчинам. Они так или иначе будут пожинать плоды, если у тебя получится что-то путное. Но когда способности уйдут, ты испытаешь невыразимое облегчение; хорошо, что ими наделяется только один человек. Это благо, когда больше не приходится ждать сюрпризов. Между прочим, твое появление стало для меня приятным сюрпризом. Могла ли я помыслить? Просто чудо.

Я отдала Жобелии носовой платок, и она засунула этот мокрый ком, хранивший отпечаток моей сжатой ладони, обратно в рукав.

– Сколько лет… Дар?..

– О чем ты, милая? Сколько лет тебе с этим жить? Понятия не имею.

– Сколько лет он существует? Это свойство нашей семьи?

– Это свойство наших женщин, но в каждом поколении – только одной. А сколько ему лет? Понятия не имею. Всякие ходят домыслы… Какой только чепухи не рассказывают… – Она резко тряхнула головой. – Но ты не бери в голову. Люди, знаешь ли, вечно уши развешивают.


Еще от автора Иэн Бэнкс
Воронья дорога

Один из самых популярных романов знаменитого шотландца – трагикомическая семейная сага, полная гротеска и теплой иронии, начинающаяся взрывом и оканчивающаяся восклицательным знаком. В промежутке между ними – филигранное кружево переплетающихся историй, пьянок и гулянок, а в сердцевине этого кружева – загадка исчезновения блудного дяди, автора документального бестселлера «Деканские траппы и другие чертовы кулички».


Осиная фабрика

Знаменитый роман выдающегося шотландца, самый скандальный дебют в английской прозе последних десятилетий.Познакомьтесь с шестнадцатилетним Фрэнком. Он убил троих. Он — совсем не тот, кем кажется. Он — совсем не тот, кем себя считает. обро пожаловать на остров, подступы к которому охраняют Жертвенные Столбы, а на чердаке единственного дома ждет новых жертв Осиная Фабрика...


Мост

«Мост» — третий и, по мнению многих, наиболее удачный роман автора скандальной «Осиной Фабрики» Иэна Бэнкса. Налицо три плана повествования: потерявший память человек на исполинском мосту, подменяющем целый мир; уморительно коснозычный варвар, его верный меч и колдун-талисман в сказочной стране; инженер-энергетик в Эдинбурге и его бурная личная жизнь. Что между ними общего? Кто кому снится? И кто — один-единственный — в итоге проснется?


Шаги по стеклу

«Шаги по стеклу» — второй роман одного из самых выдающихся писателей современной Англии. Произведение ничуть не менее яркое, чем «Осиная Фабрика», вызвавшая бурю восторга и негодования. Три плана действия — романтический, параноидальный и умозрительно-фантастический — неумолимо сближаются, порождая парадоксальную развязку.


Несущественная деталь

Все началось в Реале, где материя еще имеет значение. Все началось с убийства. И не закончится, пока Культура не вступит в войну с самой смертью.Ледедже Ибрек — одна из интаглиток, ее тело несет на себе след семейного позора, а жизнь принадлежит человеку, чье стремление к власти не имеет границ. Готовая рискнуть всем ради своей свободы, она вынуждена будет заплатить высокую цену за освобождение. Но для этого ей необходимо содействие Культуры.Дружественная и могущественная цивилизация Культуры готова сделать все возможное, чтобы помочь.


Черта прикрытия

Это война.Война, которая началась в мире мертвых, созданном для них живыми, и теперь грозит перекинуться в Реальность.Война солдата, который вряд ли сам помнит, кто он такой, а уж тем паче — кому клялся в верности намедни.Война наложницы, поклявшейся отомстить своему губителю и насильнику. Даже если тот — самый богатый предприниматель в мире.Война ученого, потерявшего любимую на дне девятой преисподней.Война ангела доброй надежды за право убивать.Война агента спецслужбы анархо-либертарианской утопии, где некому охранять самих сторожей.Война галактических сверхцивилизаций за контроль над послежизнью.Война фанбоев за расположение вышестоящих.Пятнадцать мирных столетий миновало со времени Идиранского конфликта.


Рекомендуем почитать
Семья Машбер

От издателяРоман «Семья Машбер» написан в традиции литературной эпопеи. Дер Нистер прослеживает судьбу большой семьи, вплетая нить повествования в исторический контекст. Это дает писателю возможность рассказать о жизни самых разных слоев общества — от нищих и голодных бродяг до крупных банкиров и предпринимателей, от ремесленников до хитрых ростовщиков, от тюремных заключенных до хасидов. Непростые, изломанные судьбы персонажей романа — трагический отзвук сложного исторического периода, в котором укоренен творческий путь Дер Нистера.


Бог в стране варваров

Мухаммед Диб — крупнейший современный алжирский писатель, автор многих романов и новелл, получивших широкое международное признание.В романах «Кто помнит о море», «Пляска смерти», «Бог в стране варваров», «Повелитель охоты», автор затрагивает острые проблемы современной жизни как в странах, освободившихся от колониализма, так и в странах капиталистического Запада.


Красный день календаря

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Почему не идет рождественский дед?

ОЛЛИ (ВЯЙНО АЛЬБЕРТ НУОРТЕВА) — OLLI (VAJNO ALBERT NUORTEVA) (1889–1967).Финский писатель. Имя Олли широко известно в Скандинавских странах как автора многочисленных коротких рассказов, фельетонов и юморесок. Был редактором ряда газет и периодических изданий, составителем сборников пьес и фельетонов. В 1960 г. ему присуждена почетная премия Финского культурного фонда.Публикуемый рассказ взят из первого тома избранных произведений Олли («Valitut Tekoset». Helsinki, Otava, 1964).


Сведения о состоянии печати в каменном веке

Ф. Дюрренматт — классик швейцарской литературы (род. В 1921 г.), выдающийся художник слова, один из крупнейших драматургов XX века. Его комедии и детективные романы известны широкому кругу советских читателей.В своих романах, повестях и рассказах он тяготеет к притчево-философскому осмыслению мира, к беспощадно точному анализу его состояния.


Продаются щенки

Памфлет раскрывает одну из запретных страниц жизни советской молодежной суперэлиты — студентов Института международных отношений. Герой памфлета проходит путь от невинного лукавства — через ловушки институтской политической жандармерии — до полной потери моральных критериев… Автор рисует теневые стороны жизни советских дипломатов, посольских колоний, спекуляцию, склоки, интриги, доносы. Развенчивает миф о социальной справедливости в СССР и равенстве перед законом. Разоблачает лицемерие, коррупцию и двойную мораль в высших эшелонах партгосаппарата.