Улыбка Светлова - [5]

* * *

Два малоодаренных поэта всячески поносили друг друга. Кто-то заметил:

— Что им делать? Ведь их обоих в литературе не существует.

— Не существует? — усмехнулся Михаил Светлов, — но зато какая между ними идет борьба за несуществование.

0б одном поэте:

— Он, как кружка пива, чем выпить, прежде надо сдуть пену.

В один из дней его рождения, я подарил Светлову свой рисунок, где он изображен в виде Джиоконды.

Взглянув на рисунок, Светлов сказал:

— Леонардо да иначе…

Студент Литинститута защищал диплом. Он читал морские стихи.

Выступая с критикой этих стихов, Светлов сказал:

— От моря можно брать ясность, синеву, грозность… Но зачем же брать воду?

По поводу своей сутулости Светлов часто шутил:

— Что такое знак вопроса? — Это состарившийся восклицательный.

Однажды, увидев, что я собираюсь его рисовать, Светлов сказал:

— Старик, сегодня, пожалуй, меня рисовать не надо.

— Почему? — спросил я.

— Я утром проснулся и внимательно посмотрел в зеркало..

— И что ты там увидел?

— Опять не то!..

Очень полная, но не очень воспитанная дама, впервые увидевшая Светлова, воскликнула:

О, боже мой, до чего же вы худенький!

— Если бы мне ваши формы, — усмехнулся Светлов, — я заболел бы манией величия.

Об одном поэте-маринисте:

— Он стоит по горло в луже и думает, что ему море по колено.

Некий молодой литератор, полагая, что Светлов его не запомнил, каждый раз при встрече с ним называл свою фамилию. Однажды, подойдя к Светлову, он по обыкновению сказал:

— Здравствуйте, Михаил Аркадьевич, я — Иванов…

— Здравствуйте, Коля, — засмеялся Светлов. — А я думал, что вы — Вера Инбер.

Молодая писательница М. пришла к Светлову и стала читать ему свою пьесу. Он терпеливо слушал.

Дочитав первый акт, М. сказала, что, вероятно, пьеса слабая и ей стыдно читать дальше.

Вам стыдно читать, — ответил Михаил Светлов, — а каково мне слушать?

Увидев девушку с крашенными под седину волосами, Светлов сказал:

Седина, это как зелень на бронзе, ее надо заслужить

Знакомый Светлова, известный своей приверженностью к спиртным напиткам, позвонил по какому-то делу Михаилу Аркадьевичу из Ленинграда.

— Какая у вас погода? — спросил Светлов.

— Жарко. 25 градусов.

— Ха, — пошутил Светлов. — Еще 15 и можно пить.

Возле своего дома, на улице Горького, Светлов встретил композитора К.

— Что-то не работается, — сказал К. — Зайду в коктейль-холл, вытяну бокал-другой коктейля.

— Утопающий хватается за соломинку, — улыбнулся ему вслед Светлов.

Поэт Сергей Орлов подарил Светлову свою книгу «Колесо».

— Старик, — сказал Светлов, — еще три колеса и… машина!

Об одном преуспевающем поэте, который когда-то хорошо начинал, а потом, в погоне за славой и деньгами, стал невзыскательным к себе, Светлов сказал:

— Он начинал, как рубль, — все-таки солидная монета, потом разменялся на гривенники. Боюсь, дело кончится тем, что за него и гроша не дадут.

Впоследствии Михаил Аркадьевич придумал сказку о человеке с фамилией Рубль.

Произошло это так.

Мы сидели на балконе пятнадцатого этажа гостиницы «Москва».

Светлов фантазировал:

— Вообрази, — сказал он, — отсюда, с пятнадцатого этажа, на тротуар падает человек. Подбегает милиционер и видит: лежит пиджак и десять гривенников. Упавшего человека нет. Но в пиджаке находят паспорт. Выясняется, что фамилия его владельца — Рубль. Рубль разбился на гривенники.

Начинается новый рассказ. О судьбах гривенников. О каждом гривеннике — отдельно.

Один захотел послушать курских соловьев. Билет в Курск стоит дороже гривенника. Пришлось добираться пешком. В Курске опять неприятности. Без командировочного не дают номера в гостинице. Заночевал на улице. Кто-то подобрал его и разменял в трамвае на копейки. Начинались новые судьбы. Судьбы копеек.

Второй гривенник стал большим начальником. Допустим — секретарем Союза писателей. Нелегкая задача для гривенника. Но он справляется. Как? Да еще как! Теперь он выглядит важнее рубля.

Третий пошел работать шофером такси. Он начал размножаться. Повернул ручку счетчика — выскочил гривенник. Что ни километр — гривенник. Довез пассажира — получил на чай гривенник…

И так о каждом…

С этого началась сказка. Светлов даже начал писать ее…

* * *

* * *

Об одном стихотворении, — рассказывал Светлов, — которое я написал за ночь, можно сказать, что я работал над ним более полугода.

Это было летом. Я проснулся. Пришла рифма. Бумаги под рукой не оказалось и я стал писать на перекидном календаре. Писал, зачеркивал, снова писал… Под утро, когда стихотворение было закончено, смотрю — уже декабрь!

Известная писательница в часы бомбежек проводила время в убежище за вязанием. Впоследствии она написала воспоминания о войне.

— Теперь она думает, — сказал Михаил Аркадьевич, — что спицы приняты на вооружение.

* * *

За столиком сидели студенты Литинститута. Читали стихи. Говорили шумно, перебивая друг друга. То и дело раздавалось:

— А помнишь, у Достоевского…

— Так мог позволить себе только Толстой…

К столику подошел Светлов.

— Что мне в вас нравится, — сказал он, — это то, что вы даете друг другу слово сказать.

Все повернулись к нему.

— Здравствуйте, Михаил Аркадьевич. Посидите с нами. Мы говорим о русских классиках. Как, например, вы относитесь к Толстому?