Улыбка Пол Пота - [43]

146.

ОСТАВЛЯЯ ТЕБЯ, МЫ НИЧЕГО НЕ ПРИОБРЕТАЕМ! ТЕРЯЯ ТЕБЯ, МЫ НИЧЕГО НЕ ТЕРЯЕМ!

147.

Ванн Нат сидит возле своей мастерской. Она построена на плоской крыше трехэтажного дома, где он живет с семьей. С первого этажа, где расположен ресторан, раздается грохот посуды.

Ванн Нат — один из семи выживших узников S-21. Его волосы совсем седые, он говорит задумчиво и тихо.

Родом он из Баттамбанга, где работал художником. Он спасся благодаря своему таланту живописца.

В списке арестантов, прибывших вместе с ним в S-21, есть небольшая пометка. Красная черточка рядом с его именем. Благодаря ей его казнь оттягивалась до тех пор, пока он рисовал то, что было угодно коменданту Дутю. В первую очередь портреты Пол Пота, срисованные с фотографий.

Ванн Нат рассказывает о своем первом допросе:

— Что послужило причиной ареста? — спросил следователь.

Я сказал, что не знаю.

— Хочешь обмануть Организацию? — сказал он. — Она никогда не арестовывает невиновных. Так что подумай хорошенько, что ты натворил?

— Я не знаю, — повторил я.

После этого Ванн Ната пытали электрошоком, пока он не потерял сознание.

148.

Школьное здание — как любое другое в Камбодже. Деревья затеняют двор, печет солнце, кругом тишина. Умиротворение.

Сегодня название школы, Туолсленг, является синонимом пыток и смерти. Оно звучит в одном ряду с Освенцимом и ГУЛАГом.

При красных кхмерах школу называли коротко: S-21. Мало кто знал о ее существовании. Она находилась в ведении министра обороны Сон Сена и заместителя премьер-министра Нуон Чеа.

По средним оценкам, сюда было отправлено 14 тысяч человек. Их подвергали пыткам и допрашивали, а потом казнили.

Это заведение не было уникальным в своем роде. В провинции существовало много тюрем, где пытали и убивали менее значительных врагов революции. В S-21 посылали только особо важных заключенных. Как, например, министра информации Ху Нима. Или его друга детства Кой Тхуона, партийного секретаря Северной зоны.

Партийное руководство отрицало существование не только S-21, но и вообще каких-либо других тюрем на территории Демократической Кампучии. Сообщалось, что никакой надобности в них больше нет. С преступностью покончено благодаря революции.

С 1979 года S-21 стала музеем.

Музейное руководство размещается сегодня в том же кабинете, где сидели Дуть и другие начальники S-21. Здание через дорогу — следственный изолятор, где велись допросы и пытки. Сегодня здесь расположился хостел и популярный ресторан. Школьные кабинеты, двадцать пять лет назад набитые умирающими заключенными, сегодня пусты.

В тех кабинетах, которые сегодня превращены в музей, висят увеличенные фотографии арестантов. Снимки похожи на фотографии на паспорт, они прилагались к личным делам заключенных, как своего рода удостоверение личности. На стенах тысячи снимков. Бесконечные ряды. Все заключенные смотрят в объектив и встречают взгляд посетителей. Осуждающие, печальные, испуганные лица. Дети, девушки, мужчины, старики. В основном кхмеры, есть среди них и вьетнамцы и даже несколько человек неазиатской внешности.

Камбоджийский юноша без рубашки. На голой груди — табличка с номером «17». Семнадцатый заключенный на тот день. Я подхожу ближе. Номер прикреплен английской булавкой прямо к телу.

Все они смотрят на меня, и я не знаю, что сказать. Их так много, и все они такие разные. Такие живые. И все понимают, что скоро умрут.

В одном ряду снимков я нахожу мужа Анники Андервик, Сромея. Руки заведены за спину, озлобленный взгляд.

Система строилась на стукачестве. Если трое называли одно и то же имя, этого было достаточно, чтобы арестовать человека. При помощи пыток было нетрудно составить списки контрреволюционеров. Под пытками заключенные сдавали всех своих знакомых. Не справляясь с количеством подозреваемых, тайной полиции пришлось вскоре пересмотреть критерии для ареста, увеличив число «свидетелей» до пяти.

То, что арестовывали таких, как Сромей, неудивительно. Он учился и работал за границей и, по мнению тайной полиции, мог легко продаться иностранным разведкам и другим врагам. Студентов, обучавшихся за границей, было не так много. Все друг друга знали. Под пытками они сдавали своих знакомых, и в списках подозреваемых всплывали одни и те же имена.

Один снимок остается в памяти навсегда. Он до сих пор словно стоит у меня перед глазами. Маленький мальчик. На вид не старше пяти. Маленький враг народа.

Мальчик очень похож на моего младшего брата в детстве. Эта фотография ломает последний защитный механизм моего подсознания. Стирает разделительную черту между «нами» и «ними».

Я сажусь на ступени и плачу.

149.

[ПРАВИЛА, НАПИСАННЫЕ НА ДОСКЕ В ОДНОМ ИЗ КЛАССОВ ТУОЛСЛЕНГА,

ПРЕВРАЩЕННОМ В КАМЕРУ ДЛЯ ЗАКЛЮЧЕННЫХ]

Отвечай на мои вопросы. Не пытайся уклоняться.

Не пытайся что-либо скрывать, уводя разговор в сторону.

Не смей мне перечить.

Не будь дураком — ты здесь, потому что осмелился саботировать революцию.

Отвечай на мои вопросы незамедлительно, не тратя время на раздумья.

Не смей рассуждать ни о своем аморальном существовании, ни о своем видении революции.

Не смей кричать, когда тебя бьют или пытают электрошоком.

Ничего не делай, сиди неподвижно и жди моего приказа.