Улыбка навсегда - [81]
А этот надзиратель из Каллитеи, старое тюремное ископаемое, — какое ему дело до казни Белоянниса? Что заставило его приползти к порогу министерства юстиции, что побудило его домогаться свидания с адвокатом Белоянниса? Любовь к справедливости? Ерунда. Уж ему-то должно быть хорошо известно, что справедливость пустая формальность, нечто вроде рамочки в завитушках вокруг текста смертного приговора. Тогда в чем же дело? Только в мощи личности Белоянниса, в его магнетическом влиянии на людей. На несложных людей, мог бы добавить Цукалас, ибо ему самому, человеку в высшей степени непростому, удалось от этого влияния уйти…
Цукалас заснул в сильнейшем раздражении, ему снились тяжелые, мрачные сны. Как бы в полудреме, он слышал под окном рокот мощных моторов. И хотя окно спальни было закрыто, даже во сне Цукаласа не покидало ощущение, что комната постепенно наполняется темной удушливой гарью. «Какого черта? — раздражался он уже спящий. — С каких это пор по ночам через Колонаки ходят грузовики? Ах, да, это везут на казнь Белоянниса. Но почему через Колонаки? Разве нет других дорог?»
Вдруг дверь спальни сорвалась с петель и со странной плавностью упала на пол. Придерживая на шее ворот ночной пижамы, Цукалас резко приподнялся… На пороге окруженный толпой военных в черных беретах, стоял полковник Симос. Его остренькое, морщинистое личико светилось злорадством и торжеством. Свою фуражку он, как на похоронах, держал за козырек у сгиба локтя.
«Что, что такое? — залепетал Цукалас. — В чем дело, господа?»
«Адвокат Ангелос Цукалас? — торжественно произнес полковник. — Одевайтесь. Вы нам нужны».
«Но я не понимаю… — пробормотал Цукалас, спуская босые ноги на пол. — Неприкосновенность жилища… Как честный адвокат, я только выполнял свой долг… Вы можете справиться в корпорации… Я не хотел… Меня принудили…»
«Вам все объяснят», — сказал полковник и по-военному четко отступил на шаг, пропуская в спальню солдат.
Боже, сколько их было! Все в касках, в комбинезонах, в полном боевом снаряжении, с автоматами на груди, в запыленных походных ботинках. С непостижимой быстротой и ловкостью опытных камердинеров они одели Цукаласа, ворочая его, как тряпичную куклу, а он только слабо постанывал, уже не пытаясь протестовать.
Наконец ему нахлобучили на голову шляпу и сунули в руки портфель.
«Вы настоящий солдат, Цукалас, — одобрительно улыбнулся полковник Симос. — Главное — быстрота».
«Я не военный! — оскорбленно произнес Цукалас, немного придя в себя. — Я национально-мыслящий!»
Офицеры в черных беретах танкистов, как по команде, захохотали.
«Мы все здесь национально-мыслящие! — произнес полковник. — Прошу!»
И он величественным жестом показал на выломанную дверь.
Жалобно вскрикнув, Цукалас извернулся и, кинувшись к постели, сунул руку под подушку.
«Вы правы, — сказал один из офицеров, — возьмите пистолет. Он вам еще понадобится. На улицах неспокойно».
Неловко держа пистолет в руках, Цукалас подошел к окну и отдернул штору. То, что он увидел, его потрясло. Тихая улочка на склоне холма была запружена тяжелыми танками. Люки танков были распахнуты. У крупнокалиберных пулеметов сидели башенные стрелки. Водители лениво переругивались с прохожими.
«Несчастная Греция!» — горько произнес Цукалас и трясущейся рукой поднес пистолет к виску.
«Наоборот! Счастливая Греция! — возразил полковник Симос, даже не пытаясь ему помешать. — Правительство низложено, границы на замке, власть в надежных руках, в руках национально-мыслящих, наших с вами единомышленников! Если вы истинный грек, Цукалас, вы будете с нами. Вы нам нужны!»
Рука Цукаласа с оружием замерла на весу.
Он неуверенно оглянулся на офицеров — они были траурно-серьезны. Никто не хохотал и даже не улыбался.
«Но что я могу? — робко спросил Цукалас. — Я сугубо мирный, штатский человек. Зачем я вам нужен?»
«О, вы еще не знаете, на что вы способны! — возразил полковник Симос. — Мы видим вар министром юстиции в военном правительстве. У вас отличные рекомендации, Цукалас, мы очень вас ценим».
«Рекомендации? — озадаченно переспросил Цукалас. — Но кто же мог за меня поручиться?»
«Я! — гордо сказал полковник Симос. — Не надо благодарить».
«Но как же… — дрожащим голосом начал Цукалас. — Я защищал Белоянниса, и вы это отлично знаете!»
«Э! — полковник махнул рукой. — Зачем вспоминать такую давность? Вы защищали его, я его судил. Все это было слишком давно!»
«Давно? — Цукалас удивился. — Но это было вчера, полковник!»
«Вчера был хаос, — загадочно произнес полковник Симос. — Партии, коалиции, коммунистические агенты — все это кануло в вечность. Сегодня у вас на глазах рождается новая Греция! Вы присутствуете при родах, Цукалас, гордитесь! Гордитесь — и будьте крестным отцом новой Греции!»
«Все это так неожиданно… — Цукалас растерянно присел на край постели. — Право, я очень польщен доверием новых властей и вашим доверием, полковник… Но вы не должны забывать: у меня очень сложное прошлое. Я был кандидатом левых, полковник!»
Цукалас никогда не был кандидатом левых и сам удивился, как эти странные слова могли слететь с его языка. Удивился — и испугался. Но полковник был даже как будто удовлетворен его признанием.
