Улыбка Мицара - [18]

В открытые иллюминаторы входил свежий утренний воздух Лории. Высоко висело чистое густо-синее небо. Слева, в двух километрах от звездолета, грохотал прибой Уссурийского моря, названного астронавтами в честь дальневосточной реки. Справа тополиная роща пела знакомую с детства земную песню. Впереди лежала голая голубая пустыня с далекими контурами мертвых городов.

Тарханов вышел из звездолета и медленно двинулся к тополиной роще, к домику, в котором жил последние годы астроботаник Иван Васильевич.

Домик тремя окнами смотрел на звездолет. Тарханов открыл дверь и переступил его порог. Казалось, хозяин только что ушел — так чисто и домовито убраны комнаты. Вон и кресло, в котором он просиживал долгие часы в обществе астроботаника. Тарханов опустился на мягкое сиденье и скрестил руки на груди. Вошел робот и молча поставил на стол сковородку жареного кроличьего мяса. Из буфета молча достал графин с освежающим соком, помедлил минуту и опять полез в буфет. Астроботаника десять лет как нет в живых, а робот продолжает подавать ему обед.

Окна были открыты. Шелест листвы действовал успокаивающе. Тарханов сел на скамейку возле веранды. Где-то среди деревьев мелькнула тяжелая фигура робота и исчезла. Жужжали пчелы. Из-за кустов выскочил бурундук, поднялся на задние лапки, почесал ушко и побежал дальше. Тарханов проводил его восхищенным взглядом, с жадным вниманием приглядываясь ко всему живому в долине. Все занимало его: зеленые листья, бурые породы моха на стволах, высокая осока, кроличьи норы, аккуратные грядки огородов, фруктовый сад… Астроботаник многое сделал, чтобы привить на Лории земную флору и фауну. Тарханов почувствовал острую тоску по другу. Иван Васильевич был великим оптимистом и в часы отчаяния умел вселять в людские души веру в жизнь.

Шел девятый год путешествия. «Уссури» вклинился в пространство между Мицаром и Алькором. Члены экспедиции седьмой месяц находились в частичном анабиозе. Бодрствовал один командор. Беззвучно работали приборы. Разноцветные огоньки мигали на панелях. На обзорном экране висел белый кружок — туда, к Лории, с субсветовой скоростью мчался звездолет «Уссури». И с каждой секундой она, эта незнакомая планета, увеличивалась в размерах.

«Пора будить людей», — подумал Тарханов и нажал на кнопку. Автомат замигал кварцевыми глазами. Во всех кабинетах и каютах, отсеках и центральном коридоре зажегся искусственный утренний свет. А через три часа ученые собрались в столовую, на первый завтрак после долгого сна. Ели с аппетитом. Смеялись. Расспрашивали, долго ли лететь до Лории. Тарханов отвечал, отшучивался, у него было превосходное настроение, потому что люди были веселые, как будто и не находились в анабиозе.

— Командор, — обратился кибернетик Ян Юханен к Тарханову, — вы уверены, что на планете, куда мы стремимся, есть разумные существа?

За девять земных лет путешествия этот вопрос не раз обсуждался членами экспедиции. И, пожалуй, один Тарханов был уверен, что им, пятерым землянам, впервые придется встретиться с инопланетной цивилизацией. Как пройдет эта встреча, он не знал. И не знал об уровне жизни на незнакомой планете.

Тарханов внимательно посмотрел на кибернетика. Он, кажется, понимал его. Ян Юханен больше ста лет путешествовал в космосе, и за сто лет ему не приходилось еще встречаться сразумными существами. А жажда встречи с инопланетной цивилизацией у каждого космонавта так же велика, как велика жажда у путника, пробирающегося во пустыне.

Тарханов сказал:

— Я верю, что мы встретимся с разумными существами. Я верю, что они похожи на людей. И трижды верю, что нам удастся установить контакт.

— Интересно, очень интересно, — сказал астроботаник и подошел к иллюминатору. За кормой корабля тянулся световой шлейф аннигиляции. За шлейфом лежала черная пустота. — Да, пустота… Я первый раз в космосе. Все так интересно…

Тарханов подошел к роялю. Пальцы неуверенно коснулись клавиш.

Вдруг резкий пронзительный сигнал тревоги поднял звездолетчиков из-за стола. Оборвалась музыка. Приборы неистовствовали. Потом зажглись красные огни. Непривычные огни.

Не один световой год бороздил Тарханов космос. Были разные сигналы тревоги, но этот… Сигнал войны. Перед Тархановым в стенке кабины висел круглый ярко-красный циферблат. Никогда никто его не открывал. Звездолетчики шутя говорили: «Пуговка, украшение». Такие же «пуговки» имелись в рубке командора, в его кабинете, в спальне, в обеденном салоне, в библиотеке…

Войны на Земле давно исчезли. И все-таки, отправляя звездолетчиков в далекое космическое плавание, на Земле программировали электронный центр на «войну». И сейчас, глядя на зловещий сигнал, Тарханов растерялся.

По уставу звездной навигации циферблат мог открыть только командор, а в случае его гибели — ближайший помощник. Если не будет и помощников — электронный центр сам должен был принимать решение. В уставе говорилось, что командору разрешается вступить в переговоры с космическим противником и только в случае провала переговоров принимать необходимые меры для защиты звездолета. Если же противник, несмотря на предупреждение, попытается напасть на корабль, устав предлагал применить оружие. А оружие было такой силы, что могло сокрушить любое препятствие на пути звездолета.