Улыбка и слезы Палечка - [153]
— Спит? Спит?
Подбежал хохлатый жаворонок, закивал головой, важно вымолвил:
— Наверно.
Воробушки засмеялись:
— Глядите. Ишь умник. Хи-хи-хи!
Серые дрозды держались поодаль от этой птичьей мелкоты, но их тоже удивляло, что человек так долго спит.
Они подлетели поближе и завели флейтовыми голосами длинный разговор. Это не понравилось черному дрозду, и он засвистел. Посвистел-посвистел и с гордым видом перестал.
У этих серых дроздов длинный язык, а в голове пу…
«Сто» он не договорил, а вспорхнул лежащему на грудь и сильно, словно доставал червя из земли, принялся клевать его в горло.
Это понравилось воробьям, которые уже посиживали себе на спящем. Они повеселели и громко закричали:
— Разбудим его! Чем, чем, чем!
— Носиком, носиком, носиком! — защебетали подстрекатели-зяблики, а у зорянки голос сорвался, когда она пискнула: — Носом, носиком, носом!
— Чем, чем, чем? — галдели воробьи, находя все это таким забавным, что, кажется, готовы были на оперенья выскочить от радости и буйного восторга.
И занялась птичья мелюзга благоговейным клеваньем.
Клевала Палечка в лоб, в щеки, в волосы, в руки, в ноги, свиристя и гомоня. Голубь сидел в сторонке, наклонив голову, жмурился, потом посоветовал:
— У него душа в горле, в горле!
И черный дрозд сильно долбанул клювом открытое Палечково горло.
Лежащий пошевелил рукой. Воробей, который сидел на ней, упорхнул в испуге, но поспешил обратно и сел на черешню.
— Цветет, цветет! — продолжали твердить упрямые синички, словно желая взбесить воробушка.
Но он три раза повернулся, два раза скакнул и был уже внизу.
— Ишь ты! Ишь ты! — сказали зяблики, словно передавая друг другу свежую сплетню.
Серые дрозды запели назло черному, который, перестав клевать, промолвил:
— Вставай, вставай, малень…
И опять не договорил «кий».
Лежащий оперся на руку и тяжело приподнялся. Потом сел. Птичья мелюзга, вместе с голубем, на мгновенье отлетела. Палечек поднял голову, оглянулся по сторонам. Протер глаза, и на губах его была та самая улыбка, как в тот раз, когда он, увидев свет божий, к общему удивлению не заплакал.
И он увидел, что над головой у него расцвела первая черешня этого внезапного лета… Он встал и окинул взглядом окрестность.
Увидал коричневые поля, темно-зеленые леса, бледные рощи и за ними, в голубоватой утренней дымке, — горы.
Ян Палечек долго смотрел. Так что глазам стало больно.
Потом поглядел на птичью мелюзгу, которая как ни в чем не бывало сидела себе или попрыгивала вокруг.
Он свистнул ей в виде приветствия и благодарности за свое пробуждение из мертвых. Улыбнулся синичкам, дрозду, хохлатому жаворонку, воробью и зорянке, реполову и кому там еще, а также голубю. И они ему ответили — каждый на своем языке. И это было птичье вавилонское смешение языков.
Но Ян направил свои стопы в поле, к горам и хатам. Сперва он шел с трудом. Но потом шаг его стал веселым, вольным.
Он шел и ушел, и больше его не видали…
Примечания
Первые семь глав романа Франтишека Кубки «Улыбка и слезы Палечка» были написаны в 1941–1942 годах и напечатаны под названием «Улыбки Палечка» в книге новелл «Пражский ноктюрн» (Прага, Боровы, 1943, иллюстрированное приложение к серии «Жатва», т. 51). В 1943 году автор задумывает переделать новеллу в роман и работает над ним с перерывами до 1946 года. Осенью 1946 года выходит первая часть романа «Улыбка Палечка» (Брно, Свободно новины, Библиотека Свободных новин, год издания 10, т. I). Вторая часть романа, написанная в 1946–1948 годах, выходит под названием «Слезы Палечка» в 1948 году. (Брно, Лидова тискарна, Библиотека Лидовых новин, год издания 12, т. I). Обе части романа вместо были изданы в 1949 году Франтишеком Боровым под заглавием «Улыбка и слезы Палечка» (Прага, серия «Жатва», т. 72). Перевод книги осуществлен по тексту последнего издания (Прага, Чехословацкий писатель, 1959).
В романе изображена бурная и сложная эпоха чешской и европейской истории. Действие его начинается 14 августа 1431 года, в день битвы при Домажлицах, когда войска, принявшие участие в пятом крестовом походе против Чехии, обратились в бегство, едва услышав боевую песню гуситов. Это был апогей того антифеодального и национально-освободительного движения чешского народа, идейным вождем которого явился Ян Гус (Ян из Гусинца; 1369–1415). В 1396 году этот выходец из крестьян, благодаря выдающемуся таланту и настойчивому труду ставший магистром Пражского университета, впервые открыто выступил с проповедью церковной реформы. То была характерная для средневековья религиозная форма программы широких общественных преобразований, отражавших чаяния чешского бюргерства и плебса. Гус требовал упразднения церковной собственности, подчинения церкви королю, как высшему представителю светской власти, обличал католическое духовенство и немецкий патрициат, ратовал за освобождение Чехии от иноземного засилья. Чешская и европейская феодально-католическая реакция увидела в нем опасного врага. В 1414 году он был вызван на церковный собор в Констанце на Рейне, обвинен в ереси и 6 июли 1415 года сожжен на костре.
Трагическая смерть Гуса всколыхнула всю Чехию. Последователи его, из которых многие шли дальше своего учители, приступили к решительному практическому осуществлению выдвинутой им программы. В движении наметилось два крыла: правое, бюргерски дворянское, стремившееся к соглашению с католической церковью и феодальными магнатами, и левое, крестьянско-плебейское, революционное, центром которого стал город Табор в Южной Чехии. Приверженцев этого революционного крыла гусизма называли таборитами, или «божьими воинами». Вооруженную борьбу чешских «еретиков» против всей феодально-католической Европы возглавил талантливый полководец Ян Жижка (1378–1424), происходивший из мелкопоместной дворянской семьи, а после его смерти таборитский священник Прокоп Великий (Голый) (р. ок. 1380–1434), под руководством которого гуситами были предприняты походы за пределы страны.
